– Сколько ж в нём благодарности? – Эльяш Риманович охнул очень удивлённо и не очень слышно, но завидев ухмылку Мифет произнес отчётливо вслух. – Профессионально! Для меня это обычное состояние.

– Один многословный друг, – девушка с некоторым весельем тыкнула взглядом на пульсацию брюк в области немногим ниже ремня, – говорит мне сейчас об обратном: вашим разумом овладели по крайней мере две.

– Глубоко очарован вниманием к моим штанам.

Сразу после фразы видимая активность в интимном месте прекратилась, а немногим выпирающий объём спрятался за очертаниями одежды. Вместе с первыми проявлениями агрессивного равнодушия Бонмана собеседница выпрямила линию рта и скрыла зубы. Глаза её перестали моргать, а брови сдвинулись, обнажив конфликтный ход мыслей. Через пару секунд последовал эмоциональный набор слов:

– Доктор, диарею вам в переносицу. Какие двести восемьдесят пять грамм? Вы же только сейчас про сральни единорогов узнали!

– Спокойно, голубушка. Бабочка Оры Геризоновны известила именно о двухстах восьмидесяти пяти граммах единорожей массы. Полагаю, она имела в виду наш экскремент.

– А почему архимаг общается с вами лично? – Мифет проговорила медленно, почти по слогам в растерянной манере.

– Этой истории уже лет сорок. Разве я не упомянал?

Повисла неловкая пауза, которую только с десяток секунд спустя активными взмахами волшебной палочки прервала фея. Создав ощущение поддержки для кружки в руках Бонмана, чародейка деликатно завладела пустым сосудом и быстро доставила на столик с самоваром, где невидимые ложечки уже размешивали сахар в чашках с двумя новыми порциями чая. Первая плавно полетела доктору, удобно развернувшись под хват правой рукой, вторая прыгнула на блюдечко и вместе с ним отправилась к инициатору магических перемещений, зависнув в воздухе, словно опираясь на невидимый поднос.

– Как же я уважаю женскую многозадачность. – Бонман приподнял кружку подобно бокалу с вином. – Но давайте вернемся к нашей пациентке. Если мы взялись за мозг, можно добавить памяти? Улучшить ассоциативный аппарат? Говорят, она музыкальная мадемуазель – пусть ноты вспомнит.

– Эльяш Риманович, – Мифет отвечала с необычайной учтивостью, делая выражение лица приятным на сколько возможно, – судя по татуировкам, она панк! Ноты – это её теоретические враги. Они исказят ментальное состояние, и пациентка не сможет ни петь, ни играть.

– Мне кажется, вы мыслите стереотипами. Позвольте отправить бабочку Оре Геризоновне. Уверен, она посоветует, как сделать из нашего гадкого утёнка поэтессу или волшебницу.

– Постойте, постойте, Эльяш Риманович! Я использую все двести восемьдесят пять грамм и добьюсь не просто восстановления, а роста нейронов на пятнадцать процентов, нормализую гормональный фон, но инъекцию нот ей сделать не сможет даже архимаг. Это в школу надо. Лучше музыкальную. В её случае лет десять особого режима без попсы и рока.

– Такой подход мне нравится куда больше. А про ноты я к примеру говорил. Может она вовсе решит замуж выйти и посвятить себя семье.

На мгновенье отвернув голову, отпивая чай, доктор обнаружил собеседницу в очередной фазе приготовления. Из слабо подсвеченного тумана, очертаниями напоминающего метровой высоты настенный шкафчик девушка достала стеклянную баночку с зелёным порошком и несколькими щепотками перекрасила пар кипящего котелка в соответствующий цвет, следом она опустила тару ниже, увеличив интенсивность бурления и, наконец, повернулась обратно, попутно подхватив кружку с левитирующего блюдца.

– Признаться честно, – Бонман произнёс вслух, с интересом поглядывая на процесс приготовления зелья через плечо феи, – я бы тоже не отказался увеличить количество нейронов в мозге. Тогда мог бы ещё какую-нибудь смежную науку изучить.