Он приник к мутной поверхности, пытаясь разглядеть улицу. То, что отразилось в окне, заставило похолодеть. Вместо тёмного питерского вечера предстала сцена, словно из чёрно-белого фильма. Макс различил далеко внизу телегу с лошадью и вымощенную булыжниками дорогу, по которой бродили люди в одеяниях давних эпох. На лицах не было чётких черт, словно тени, но всё же фигуры двигались, как на ожившей фотке.

– Какого… – Макс отшатнулся.

В глазах на миг потемнело. Он вытер рукавом холодную испарину со лба. Очередная галлюцинация? Зажмурился, потёр кулаками глаза до искрящихся зайчиков и снова глянул в окно. Те же тени, теперь ещё более размытые. Где-то в глубине этой картины возвышался новенький дом, словно недавно отреставрированный. Наверное, он выглядел так в другую эпоху – или это его персональные визуальные бредни?

– Т… такого не бывает, – выдавил Макс и решительно отошёл.

Стало действительно жутко. Спустившись на один пролёт, выглянул в другое окно. В нём, сквозь полупрозрачное стекло, дом как бы переключился на новый канал. Детвора в одинаковой летней одежде гоняла обруч велосипеда по асфальту двора. У парадной напротив была припаркована чёрная «Волга». И картинка мерцала, как немая хроника. Макс ощутил, как внутри всё холодеет. В окнах парадной причудливо сменялись разные временны́е «срезы» существования этого дома? Отражения настоящего, 2024 года, там не было. Идея сбежать через окно в один миг лишилась логичности.

– Н-ну всё… – пробормотал он, чувствуя, как мышцы на затылке сводит судорогой. – И что теперь делать?

Он пошёл вниз, не оглядываясь, испытывая чёткое ощущение, что окна смотрят ему вслед.

«Окей… – размышлял Макс, – если окна замурованы, а найти первый этаж не выходит, может, рискнуть с хозяевами здешних квартир? Люди же обязаны где-то существовать. Можно будет попросить помощи: позвонить, открыть дверь, объяснить ситуацию. Вдруг прокатит?»

Воодушевившись, он двинулся по лестнице вниз, высматривая, горит ли хоть где-то свет под дверью или вдруг слышны звуки из квартир. Через несколько площадок ему вдруг послышалось чьё-то ворчание из-за деревянной двери цвета тёмного дуба. То ли мужчина, то ли женщина – не разобрать, но точно людские голоса, бормочущие вполголоса. Сердце Макса ёкнуло: «Вот он! Мой шанс!»

Он сглотнул густую слюну волнения, напомнив себе говорить без запинок, и застучал в дверь:

– Про… прошу, откройте! Я застрял, н-не могу найти выход…

Голоса за дверьми тут же стихли. Последовала минутная пауза. Потом кто-то громко зашипел:

– Иди прочь! Не время нынче двери открывать всякому сброду!

Сквозь дверь донёсся ещё чей-то шёпот. Макс приник ухом, но разобрал лишь обрывки: «…он хочет втянуть нас…нельзя…» Сердце ухнуло в район живота. Он заколотил ладонью по старой двери, уже понимая, что его вряд ли впустят.

– П-пожалуйста, – взмолился подросток, чувствуя, как ком в горле сковывает связки. – Я же з-здесь… умру…

В ответ раздался резкий удар – словно что-то бросили в дверь изнутри, «намекая» ему отвалить. Макс резко отпрянул и попятился.

Желание искать помощь в этой квартире разом пропало. Пошёл дальше. Пару пролётов ниже расслышал тревожные звуки шагов за обитой искусственной кожей дверью, в щели под порогом которой пробивалась полоска света. Звонка не было. Макс решил ещё раз рискнуть. Постучал. Секунд пять тишины, а потом злобное глухое ругательство:

– Пошёл к чёрту! Нет здесь никого!

Макс сглотнул. Отношение жителей парадной к нуждающемуся в помощи казалось лютой дикостью. Люди будто заперлись в своих «крепостях» и не желали идти на малейший контакт. Но, с другой стороны, учитывая аномалии этого места, может, жильцы напуганы не меньше него. А если они застряли здесь уже давно, утратив доверие к случайным гостям?