Приемная пуста. Служащий сообщает, что придется подождать, доктор Ортлепп проводит удаленную консультацию.

Лина располагается так, чтобы из открытого окна видеть озеро Уккер. Посреди комнаты стоит вентилятор, кондиционеры давно уже запрещены, они сохранились лишь в ее детских воспоминаниях. Стол перед ней оснащен дисплеем. Он транслирует информацию о прививках, питании и пищевых добавках, предохранении и прерывании беременности, о медицинском чипе и почему его следует имплантировать. Кроме всего прочего, можно загрузить в свой смарткейс информацию о способах оказания первой помощи. На другом столе кувшин с водой, рядом – чистые стаканы. Лина берет один. Медработник мельком смотрит на нее, улыбается, как бы говоря: пить полезно, особенно в жару. Она рада, что он не произносит это вслух. Ему немного за пятьдесят, выглядит, однако, значительно моложе и здоровее тех трех парней на скамейке у кладбища. К тому же интеллигентнее и дружелюбнее. Лина кивает ему, залпом выпивает воду и записывает в блокнот: проверить лоббистов оружия? Стирает запись. Эта история ей не интересна. Это вообще не история. Но тут же чувствует угрызения совести и восстанавливает заметку.

Ее снова одолевает усталость. Она на миг засыпает, внезапно вздрагивает и смущенно пытается понять, где находится. Смотрит на медработника, который, кажется, не обращает на нее внимания. Лина приободряется, достает смарткейс и просматривает видео разговора с Игорем, которое сняла камерой, вмонтированной в солнечные очки. Качество безупречно, все трое хорошо узнаваемы. Как решительно Игорь указывает на лису: лучшего и пожелать нельзя. Лина снимает поднятые на лоб очки и прикрепляет к топу.

Она концентрируется на роли. Ей надо изобразить Карин, иначе никто не станет с ней разговаривать. Кого заставишь добровольно беседовать с «фанатиками» из «правдивой прессы»? Это вызывает лишь раздражение. Государственные информационные агентства господствуют в медиапространстве, независимая журналистика при каждом удобном случае дискредитируется официальными источниками, как и все независимое, с упреком, что финансирование возможно лишь благодаря личным пожертвованиям и частично поступает из-за границы. Конечно, никто не платит за новости. Большинство людей, похоже, не интересует, правдиво ли то, что им сообщают. Так или иначе, все врут. Мы все равно ничего не в силах изменить. Зачем копаться в грязи? И так хорошо.

В любом случае, человек верит только в то, во что хочет верить.

Медработник вызывает ее и показывает дорогу в кабинет врача.

– Доктор Мюллер, – приветствует Лину врач и слегка привстает.

Лина кивает, улыбается и протягивает руку:

– Карин Мюллер, – говорит она, опуская слово «доктор», как бы намекая, что между коллегами звания в некотором роде излишни. – Очень рада, благодарю, что нашли время.

Врач садится и указывает на место перед письменным столом. Она складывает руки, поднимает брови и вздыхает.

– Чем могу быть полезна? – Она выглядит изможденной. Так, будто больше всего ей хотелось бы отправиться домой. Возможно, причина в жаре. Даме под шестьдесят. У нее коротко стриженные волосы цвета красного дерева, очень яркие карие глаза. Очков нет, совсем немного макияжа на глазах. Практичная голубая блузка с короткими рукавами, практичные широкие, белые матерчатые брюки. На медработнике такая же комбинация цветов в одежде.

– Мы, разумеется, уже говорили. Я хотела бы задать несколько вопросов об укусах…

– О них я вам ничего не могу сообщить, – перебивает ее доктор Ортлепп.

Лина готова к отказу, она понимающе кивает: