И именно здесь – у трупа «ветхого», грешного человека – и соединяются два антагониста: Рогожин и Мышкин, убийца и жертва, Иуда и Христос, Искупитель и Спаситель. Соединяются, чтобы навечно разойтись и исполнить каждый свою Миссию. И в этот момент соединения, в «малозначительных» репликах и «оговорочках», просматривается истинное положение вещей, истинное отношение апостола Иуды ко Христу – «…и тебе и мне, так чтоб вместе». И здесь проглядывает образ еще одного – андреевского – Иуды: «Нет, они слишком плохи для Иуды. Ты слышишь, Иисус? Теперь ты мне поверишь? Я иду к тебе. Встреть меня ласково, я устал. Я очень устал. Потом мы вместе с тобою, обнявшись, как братья, вернемся на землю. Хорошо?».
Но об этом я напишу уже в другой раз.
…о Хармсе
Впервые опубликовано: "Трамвай", №15, Январь 2012 ("Безголовый Трамвай")
(Не)обходимое предуведомление. Когда еще только начинаешь думать об абсурде как явлении (квази- или анти-) эстетическом, обязательно вспоминается ряд имен – русских и иностранных, – среди которых Великою Единицею, Мерой Всего и Вся (ну, лично для меня, во всяком случае) стоит, нет, восседает, ногу за ногу заложив ничуть не хуже Велимира, Даниил Иванович Хармс. Но даже абсурд, вышедший из-под пера такого мастера, как Хармс, не может сравниться с абсурдом реальности, в которой Хармса толком-то никто и не знает, а если и знает, то вряд ли понимает. Кто-то наивно думает, что Хармс – детский писатель (хотя этого у него не отнимешь), кто-то считает его распоследним шизофреником, писавшим «полнейшую бредятину» (ну да, с официальным диагнозом трудно спорить спустя 70 лет), для многих Хармс – просто смешной писатель (а с этим вообще не стоит спорить, так и есть). Просто, да не просто. Хармс – это Хармс.
Начало серьезной литературной деятельности на период 1925–30 гг. выпадает Хармса (вступление в «Орден заумников DSO» А.А. Туфанова, Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов, создание объединений «Левый фланг», «Академия левых классиков», ОБЭРИУ, относительно частые выступления перед публикой), и именно в это время сформировались основные особенности поэтики Д.И. Хармса («заумь», «битва со смыслами», etc).
Молодой Хармс, безусловно, испытывает влияние русских футуристов (особенно стоит отметить поэтов-заумников – А. Крученых, В. Хлебникова и А. Туфанова, в чей «Орден заумников DSO» входил Хармс) и народного творчества (хотя вполне возможно, что и влияние фольклора было опосредованно – через творчество тех же Хлебникова и Туфанова). Вопрос влияния футуристов на творчество Даниила Ивановича весьма подробно исследованы Ж.-Ф. Жаккаром6. Нам же сейчас важно понять, каким образом заумь, воспринятая от «старших» футуристов, встраивается в поэтическую систему самого Хармса.
1. Заумь. Текучесть
Заумь Хармса значительно отличается от поэзии предшественников. В его творчестве мы не найдем чисто фонетических стихотворений, как, например, у Крученых, или т.н. «чистой зауми»7, хотя, конечно, фонетическая заумь иногда присутствует в текстах Хармса (Ж.-Ф. Жаккар приводит в качестве примера стихотворение «Сек», в котором, по мнению ученого, фонетика выполняет конкретную звукоподражательную функцию). Нельзя игнорировать тот факт, что для Хармса всегда был важен фонетический облик стихотворения, они предназначались для чтения вслух – поэтому в его поэтических текстах часто можно встретить тщательно расставленные ударения. Но внешней структуре языка (фонетике, графике и – иногда – морфологии) такое внимание уделяется лишь постольку, поскольку она может влиять на внутреннюю структуру языка – смыслы. Ж.-Ф. Жаккар сформулировал это так: «…благодаря ориентации на фонетику можно освободиться от железного ошейника значений, чтобы войти в область смысла»