Сейчас здесь почти никого не было. Замок и его земли опустели, но не все слуги и верные люди покинули его, несмотря на его настойчивые просьбы, даже угрозы. Но он понимал…

Рано или поздно он окончательно превратится в монстра, утратит связь с реальностью, а разум помутнеет. Те, кто остались ему верными в горе и несчастьях, не оставят его ни завтра, ни послезавтра… а значит, станут первыми жертвами зверя. От осознания этого становилось ещё тяжелее.

– Ненавижу! – прошипел Картарак, сжав челюсть до зубного скрежета.

В замке царил полумрак. Шторы на окнах были плотно задёрнуты, а замок и прилегающую территорию накрывал защитный магический купол. Чёрно-синяя субстанция энергии неравномерно перемешивалась, и местами по ней пробегали ядовито-зелёные молнии. Тёмная магия и энергия давили на всё вокруг. Давили даже на него, хотя он уже не считал себя живым и был этой магией пропитан насквозь, стал её частью. Именно она поддерживала его тело в относительно «живом» состоянии, не позволяя душе окончательно уйти на перерождение.

– Мерсэр (хозяин замка), – вздохнула Клавдия, вбежав на звон посуды в зал. Она была упитанной женщиной семидесяти лет (средний возраст людей достигал ста пятидесяти лет, но, в отличие от магов, они старели). Всплеснув руками и причитая, Клавдия начала убирать, то, что натворил лич. – Ох, мерсэр, опять вы злитесь и не покушали. Разве так можно? Совсем ослабнете! Вон, бледненький какой! Нельзя так!

– Шла бы ты домой, Клавдия, – фыркнул Картакар, скривившись и сбрасывая ноги со стола. Он встал со стула, собираясь снова уйти в свою лабораторию и там запереться, но задержался, задумчиво уставившись на служанку.

– Тут мой дом! Да и как вас одного оставить? Совсем одичаете, а ваша матушка… – Клавдия бросила на него осуждающий взгляд, продолжая поднимать посуду с пола.

– А моя матушка хорошо к тебе относилась и смерти тебе не желала, а ты… – фыркнул лич. – Утратила инстинкт самосохранения!

– Ничего вы мне не сделаете! – усмехнулась женщина.

– Это пока, Клавдия! А вы все глупо рискуете! Я не чувствую жалости или симпатии, только злость и голод! Оставаться таким, как прежде, мне помогает только память и… Чуда не будет!

– Да при чём здесь чудо? Если мы уйдём, вы быстрее одичаете без нас. Ну не можем мы вас бросить! Не можем и не хотим! – шмыгнув носом, произнесла Клавдия, поднимая кувшин. – Почему вы не выпили кровезаменитель? Ещё и разлили его? Вам же плохо будет теперь! Адаму так тяжело было его достать…

– Так, может, я твоей крови попью? – прищурился Картакар и, подавшись чуточку вперёд, обнажил клыки, чтобы напугать женщину.

– Так пейте, что мне, стакан крови для вас жалко? – фыркнула Клавдия, уставившись на него как преданный пёс и даже вытянув руку вперёд, оголила запястье.

– Идиоты! – прорычал Картакар и, шипя, направился в сторону лаборатории, обходя служанку по дуге, от греха подальше.

– Идиоты, идиоты… – вздыхая, произнесла женщина, положив посуду на стол и, достав откуда-то тряпку, начала оттирать пол. – Столько добра пропало… А ночью в подвалы пойдёт крыс ловить… Такой чувствительный и жалостливый мальчик… о нас беспокоится, переживает… О себе не думает! А Норгон… В детстве таким пухленьким душкой был, и что сотворил? Собственного брата… Ах, была бы жива леди Агата…

Картакар фыркнул и ускорил шаг.

– Мальчик… – кашлянув иронично, произнёс он и покачал головой. Только Клавдия могла так назвать лича!

Упоминание о брате и матери ещё больше навеяло на него мрачное настроение. Когда он зашёл в лабораторию, захлопнул за собой дверь и запер её с помощью магии.