Мы говорили по телефону чаще, чем переписывались, так что я скоро поняла, что компьютер, которым он пользовался вместе с матерью, все время ломался, а у них не было денег купить новый. У нас дома было три компьютера на нас двоих с папой. Домашние задания Тревис иногда готовил в школьной библиотеке, а он всегда их готовил, хотя и делал вид, что учеба его не интересует. Иногда отец подвозил меня к его дому, и мы занимались вместе, а потом мы с Тревисом медленно прогуливались до пляжа, и он все время говорил о приливах, течениях и морских животных – обо всем, что он узнал от своего отца. Моему отцу Тревис, казалось, нравился, и он называл его «этот симпатичный парень с пляжа». Отец был счастлив, что я отстала от своих прежних друзей, что вообще-то было в порядке вещей. У меня больше не было с ними ничего общего, и все они хотели отгородиться от Тревиса, которого считали неудачником.

Лето Тревис с матерью провели у его тетки в Мэриленде, и вернулся он очень изменившимся. У меня был шок, когда я увидела его в первый день в школе. Я его прямо-таки не узнала. Он очень вырос. Такой стремительный рост был, наверно, болезненным для него. Он стал выше меня, а там, где были кожа да кости, появились упругие мускулы. Ему уже нужно было бриться! Никто теперь не находил в нем сходства с девчонкой. Шерри и мои бывшие подруги вешались на него, но он не забыл, как они обращались с ним раньше. И не забыл одну-единственную девочку, которая всегда воспринимала его всерьез, – меня.

Я тоже изменилась за лето. Я поняла увлечение моих подруг парнями и увидела Тревиса в совершенно ином свете. Наши дружеские отношения легко возобновились, но за ними зрело что-то новое и волнующее, и мы оба это знали. Мы по-прежнему почти каждую ночь говорили по телефону, но беседы наши стали другими, полными неожиданных поворотов.

– Я познакомился с девушкой в Мэриленде, – сказал он однажды, вскоре после того, как начались занятия.

Я постаралась разыграть равнодушие, хотя на самом деле испытывала нелепую ревность.

– Какая она?

– Приятная. Хорошенькая. Сексуальная.

Не думаю, что я когда-либо раньше слышала от него слово «сексуальная», и нервы у меня как будто обожгло. Я умирала при мысли, что он целовал ее. Касался ее тела.

– Ты это делал? – спросила я его.

– Почти. Но нет.

Я испытала облегчение.

– Ты по-прежнему… я хочу сказать, ты хочешь…

Он снова рассмеялся, и на этот раз я знала, что надо мной.

– Ну же, договаривай, – сказал он.

Я закрыла глаза, сердце у меня билось так, что его удары пронизывали мое тело.

– Ты собираешься с ней встречаться? – спросила я. – Ведь Мэриленд не на другом конце страны.

– Нет. Это было бы несправедливо по отношению к ней.

– Почему?

– Потому что все время, пока я был с ней, я хотел быть с тобой.

Я поверить не могла. Я так жаждала услышать от него эти слова!

– Я люблю тебя, – сказала я. Я открыла глаза и уставилась в темный потолок, закусив губу. Ожидая.

– С каких пор? – спросил он. Это был не тот ответ, какого я ждала. Но я хорошо помнила, с каких пор.

– С той ночи, когда мы впервые говорили по телефону. Помнишь? Когда ты говорил со мной, чтобы не давать мне думать о моем сердце, а тебе о твоем…

– Я тоже тебя люблю, – перебил он меня, и внезапно все изменилось.

В ту осень я часто пропускала школу, потому что была слаба и все время болела. Отец всегда очень боялся, когда я уходила из дома на эту «фабрику микробов», как он называл школу. У Тревиса была машина, маленькая старенькая «Хонда» его матери, он забирал книги и после уроков привозил их ко мне. Отцу это не нравилось. Сначала я думала, его беспокоило то, что книги и бумаги попадали ко мне с «фабрики микробов», но потом поняла, что ему не нравилось мое общение с Тревисом. Папа не видел в этом проблемы, пока Тревис был безобидным маленьким ребенком. Теперь он выглядел взрослым мужчиной, и папе он уже не нравился. Когда Тревис пригласил меня в кино, папа не позволил пойти. Мы с ним сидели в нашей «берлоге». Я делала задание по математике, он за компьютером отвечал на письма. Отказывая мне в разрешении, он даже не поднял голову.