Так вот тогда он, тоже чуть хапнув деньжат, мгновенно задрал нос. Говорил с окружающими, в число которых как не странно вошли и родители, как бы нехотя, снисходительно, с трудом терпя и выкраивая время для общения. Занятый зазнайка! При этом старался не смотреть в сторону собеседника, словно опасался, что тот примет  это за благорасположение и  попросит денег или услугу. Таков он был трезвый. Пьяного же не остановить.

           Выражение – Гуляют все! – это о нем. По пьяне, бабки улетали, без счета. А  по трезвому, жадничал, жилил. Обычно  выговаривал, что ему сильно некогда, а тут  еще  я мешаюсь. Находясь под грузом воспоминаний, о прежней дружбе, пока еще терпел его гнусавое недовольство – Ну ладно. – говорил он в нос. – Что у тебя?–  Отвечал, что ничего. Просто зашел! И тут, наконец, он недоуменно поднимал глаза, и возмущенно тянул. – Ничеегооо, проооосто!?– – Да ничего! Просто зашел. –  – Просто он зашел! Тогда извини дружок, мне еще за товаром надо, потом еще в одно место! Просто он зашел! – Во мне сразу так из-за его «дружка», что то гасло, а затем  вспыхивало бешенством. – Дружок!?– возмутился я, вслух. – Да пошел ты на хе-ер! Со своим дружком! Сам ты дру-жо-к!– и уже разворачивался, чтоб уйти, как он, мгновенно задумывался, словно вспоминал, кто для него и с кем прошло его, сопливое детство, потому что в начальных классах сопля у него реально висела  до губы, а тем более кто его привел в спорт и поэтому он быстро извинялся. – Ладно, Санек! Запарился совсем.– А  про себя думал. – Что же это за такое, пока  не пошлешь подальше стервеца,  даже  разговаривать не желает. И молчал. – Не серчай! Приходи сегодня к семи сюда же, поедем, посидим, отметим. –  – Ладно, только. – выскочило у меня. – Что денег  нет? Ничего!  Угощаю. – на этом жали руки и расходились. Он гордо сел в 24- ку и снова куда – то ехал по делам, шурша по сырому асфальту.

– Вот везучий – смотря, вслед думал я. – И в почте и в такси, и на мясокомбинате работал,  и вот сейчас ларек на вокзале, в самом лучшем месте, у остановки. И чем только они там не торгуют, начиная от лифчиков и тазепама и заканчивая хурмой и мимозой. Денег завались. – Лишь бы не вышло как в прошлый раз – думая про сегодняшний вспоминал недельной давности, вечер.

          А тогда, Богдан весь вечер кормил и поил двух дородных официанток, а потом  уже хорошо выпившие, поехали этим же составом, к нему на съемную хату. И вот он, что то начал меня подкалывать, перед ними. Терпел, терпел, да и не вытерпел. Кинул в него с переднего сидения двадцати килограммовый брикет сливочного масла, который он дал держать. Он поймал, проявив вратарскую реакцию. После того как кинул, сразу попросил водилу тормознуть.  Притормозил  у обочины. Богдан выскочил, за мной. Нет, не драться, от него этого не дождешься. Как всегда успокаивать стал, и уговаривать ехать дальше, но я заупрямился и  послал  подальше, для себя объясняя, что ну не понравились мне его официантки, ну не мое это и все.

          Тогда он уже напыщенный, но еще не напуганный, а вот после полугода ларечной торговли и кайфуши, у парней которые их и поставили  торговать, возникли  вопросы по поводу нехватки приличной суммы. Деньги  братвы, и их по любому придется отдать. А их уже нет. Прогуляны и пропиты. Вот и пришлось Богдану под отцовским диваном прятаться и не дышать, когда спортсмены входную дверь выламывали.

            Тогда спасся. Не нашли под диваном, но видимо понял, что дело пахнет кровью и никто с ним церемонится не будет. Отец срочно продал не новую вазовскую шестерку  и расплатился за горемыку бизнесмена, пока братва, его на счетчик не поставила.