В 6—45 мама передавала «мумию» уже одетому в коридоре папе. В одной руке он держал меня, в другой – санки, одеяло и пакет с вещами.

– Хорошего дня, родная, – произносил папа на пороге раскрытой двери. – Позвоню, если вдруг не смогу забрать. Но думаю, успею.

Любовь отца – исключительна, она не похожа

на любовь матери, в ней мало слов, но она

бесценна.

Он аккуратно спускался с третьего этажа, и вот мы стояли на площадке у подъезда. В утренние часы мороз был крепок. Папа одной рукой ставил санки и расстилал одеяло. В эту перину помещал меня, подвернув покрывало вокруг ног. Поначалу на это уходило пару минут, но с опытом, он управлялся быстрее.

Вот верёвку дёрнули, и санки заскользили по белоснежному покрову двора. Папа двигался быстро, но в то же время аккуратно, боковым зрением наблюдал за спутницей в санях. Пассажирка, ощутившая свежий воздух улицы, согретая под толстым слоем одежды и убаюканная плавным скольжением санок, дремала.

До детского сада предстоял путь длиною в шестьсот метров – семь-десять минут пешком. Вот санки выехали из арки двора и устремились к Т-образному перекрёстку. В эти утренние часы машин и людей было мало. Светофор подмигнул зелёным глазом. Папа взял сани на руки и осторожно зашагал через дорогу. Через мгновение они вновь заскользили по белоснежному покрывалу тротуара, вдоль бетонного забора. Через время папа снова поднял сани: на этот раз предстояло перейти узкую дорогу. Ещё чуть-чуть, и санки въехали в ворота детского сада.

В группе нянечка встречала ранних пташек. Папа освобождал матрёшку от слоёв верхней одежды. Я была в полудрёме. Когда уличная одежда сменилась на садовскую, ото сна не осталось и следа. Я хотела поскорее к игрушкам, которые так и манили меня.

– Пока, малышка, – произносил папа и целовал нежно в лобик. – До вечера.

Няня за руку уводила меня в группу.

Папа, тем временем, спешил к выходу. На часах было семь. Он успевал на работу вовремя.

Вечером всё повторялось. Только одевал меня папа полностью сам. Но он не боялся трудностей: за плечами был опыт со старшей дочкой.

В основном, отводил и приводил меня папа, за исключением случаев ночных смен и форс-мажоров. На протяжении пяти лет это стало нашим маленьким ритуалом. Сменялись только времена года, и изменялись мы в череде лет.



Практические заметки


Родители и дети, повспоминайте период жизни – «Детский сад».

Наверняка, в памяти всплывут много ярких эпизодов из детсадовского времени. Был ли у вас какой-то особый ритуал сбора и дороги в детский сад?

Обычно дети с любовью вспоминают это время, поэтому, в большинстве случаях, воспоминания будут тёплыми. Но может случиться, что они расскажут вам не о самых радужных моментах: выслушайте их и помогите им прожить эти эмоции.

История 3. Папина мудрость в моменте паники

«Толя, Толя, у неё во рту стекло, мелкое стекло. Она же изрежется внутри», – с дрожью в голосе произнесла мама.


Эта история произошла зимой. Мне было в районе трёх лет. Ребёнок, рождённый зимой, творил чудеса, вернее, чудачил в это время года.

Семья вернулась домой после вечерней прогулки. Коридор был маленький – развернуться негде, особенно четырём людям в зимней одежде. Поэтому часто, когда я была малышкой, меня садили в спальне на пол, сняв шубу, валенки и верхнюю цигейковую шапку. На голове оставался хлопковый вязанный капор бордового цвета. Родители одевали его, потому что он хорошо прикрывал лоб и шею. Так поступили и в тот вечер. Я сидела на полу в комнате и ждала очереди.

В коридоре родители и сестра снимали верхнюю одежду. Тем временем детские глазёнки приметили на полу интересный предмет – лампочку. Такую крохотную, которую в советские времена применяли для фонариков, подсветки шкал радиоприемников и других приборов. Кто жил в то время, непременно вспомнил эту диковинную вещь. Недолго думая, я попробовала лампочку на зуб. Маленькие дети познают окружающий мир через рот. После прогулки у булочки, какой была я, как вы помните, разыгрался аппетит. Я разгрызла, как белка, но только не орешек, а стеклянную лампочку.