– А хочешь сама сделать игрушки на елку?

– Хочу, – загораются ее глаза. – А как?

– Беги в свою комнату, я сейчас здесь уберу и покажу.

Дочка мгновенно испаряется, а я иду за веником и совком. И правда, красивая была игрушка. Осталась от прежней хозяйки квартиры. Но что ж теперь. Видимо, ее время пришло. Убираю осколки и иду к Танюше, учить делать фонарики.

Развешиваем сделанные фигурки на елку и наматываем гирлянду и мишуру. Получилось, конечно, не идеально, но… лучше чем ничего.

– Давай вместе.

Нюша кивает и улыбается.

– Раз, два, три. Елочка, гори! – произносим мы в один голос, и я втыкаю вилку в розетку. Гирлянда вспыхивает разными цветами, несколько раз моргает и тухнет. Ну нет. Только этого нам не хватает.

– А почему она потухла? – Нюша переводит на меня ошарашенный взгляд.

– А потому что спать пора. Но сначала покушать.

– Я не хочу кушать. – Она недовольно складывает руки на груди и топает ножкой.

– Это что еще за бунт? – хмурю брови и повторяю ее позу.

– Я не голодная!

Снова начинается битва за калории. Не на жизнь, а на смерть.

– Я вот Деду Морозу напишу, что ты плохо кушаешь, – опускаюсь до шантажа. Самой жутко стыдно, но я правда больше не знаю, как ее еще уговорить.

– Ладно. Только пять пельмешек, – быстро сдается дочь.

– Нет, пятнадцать, – специально говорю много, чтобы сторговаться на середине.

– Тогда десять.

– Ну хорошо.

Танюша прирожденный торгаш. В любой ситуации всегда добудет что-то для себя. Лишнюю минутку, лишнюю конфетку и так до бесконечности. Целую ее в макушку и иду на кухню.

– Я пошла готовить, а ты убирай игрушки.

Наш ужин затянулся, и поэтому спать мы легли поздно. Точнее, отрубились вдвоем на Таниной кровати. Обычно я ухожу, но вчера что-то пошло не так. А сегодня тоже суматошный день. Надо готовить праздничный ужин. Не люблю я эти застолья. Таня поклюет немного и уходит, я тоже много не ем. Получается, готовишь весь день для красоты. Но традиции и ритуалы никто не отменял.

Нехотя открываю глаза и широко зеваю. Не выспалась я ужасно, но надо вставать. Нюша уже не спит и, скорее всего, разносит квартиру. С таким моторчиком в одном месте очень сложно сидеть спокойно.

– Мама! Мамочка! – доносится из другой комнаты ее звонкий голос.

Почему я не удивлена. Нюша или что-то уже сломала или натворила. Иначе с чего ей быть такой взбудораженной.

– Что случилось? – кричу ей и сажусь на постели, разминая мышцы шеи.

– Там такое, – вбегает она в комнату и разводит руки в стороны, а я лишь скептически поднимаю бровь.

– Какое такое? – ловлю ее в охапку и зацеловываю. – Я разве разрешала включать телевизор?

– Ну пусти, – смеется и выворачивается. – Пойдем скорее, покажу.

Берет меня за руку и тянет в другую комнату.

– Ну пойдем, – обреченно вздыхаю и сдаюсь я. Иду за дочерью и по дороге собираю волосы в небольшой пучок, чтобы не мешались.

Вхожу в зал и не сразу замечаю какие-либо изменения. Точнее, совсем не замечаю. И что же здесь «такого»? Непонимающе смотрю на дочь, она озорно улыбается и показывает пальцем мне за спину. Оборачиваюсь и теряю дар речи от неожиданности. Передо мной стоит незнакомый мужчина и пьет кофе из моей кружки.

– Доброе утро. – Он как ни в чем не бывало улыбается. – Я у вас тут немного похозяйничал. Вы же не против?

От такой наглости я напрочь забываю все слова, лишь возмущенно открываю рот, как рыба.

– Кто вы? – наконец выдавливаю из себя и плотнее закутываюсь в халат.

– Мам, это же папа! – радостно сообщает Танюша.

– Какой еще папа?

– Настоящий, – хмыкает незнакомец и скрывается на моей кухне.

Господи, пожалуйста, скажи, что все это мне всего лишь снится. Да?