«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».

Семёныч допил пиво, положил пустую бутылку в урну. Направился к своему подъезду, подойдя, долго искал новый длинный ключ от железной двери, нашёл, вставил в отверстие и, нажав с усилием ладонью, открыл дверь. «Как такой ключ в кармане носить, неужели нельзя сделать удобнее?» Он вдруг вспомнил клинику Казакова, его кабинет с евроремонтом и ответил сам себе на поставленный вопрос: «Конечно, можно, если деньги на это есть».

Он поднялся на несколько ступеней к лифту, пропустил выходящую из него женщину с двумя мусорными мешками, поздоровался и зашёл в кабину. Кнопки четвёртого этажа не существовало. Вернее, она была в виде расплавленной чёрной дыры, в которую страшно было погружать палец. Семёныч ткнул туда ключом, и лифт поехал.

На этажах установили железные решётки, разгораживающие всю площадку. Внутри была ещё одна общая дверь в общий коридор, где хранили коляски, велосипеды и другие крупные вещи, не боясь, что их украдут.

В семье у Семёныча велосипедов и колясок уже не было, поэтому супруга Наталья специально купила и поставила сюда красивый ящик для овощей. В нём можно было хранить почти целый мешок картошки и, самое главное, ставить на него тяжёлые сумки, пока отпираешь дверь.

Семёныч нашёл в связке нужные ключи и проделал уже привычную процедуру: вставил ключ в замок железной двери, вошёл, закрыл её, затем отпер деревянную дверь коридорчика и, пройдя вперёд и повернув ключ на два оборота, подошёл наконец к двери своей квартиры.

Нижний замок не был заперт. Это означало, что дома кто-то есть и дверь закрыта на задвижку. Семёныч убрал ключи и позвонил.

Дверь открылась через несколько секунд. На пороге стоял Костя.

– Привет. – Сын скептически оглядел его и, не говоря больше ни слова, ушёл в свою комнату.

– Здравствуй, сынок, – Семёныч тихо ответил вслед уходящему сыну, понимая, что такая реакция вызвана его нетрезвым состоянием.

«Что теперь? Мне оправдываться? Я, между прочим, работаю и имею право». Он поставил сумку на пол, снял кожаную куртку, ботинки и подошёл к телефонному аппарату, стоявшему в коридоре на специальной тумбочке.

Набрал по памяти телефон больницы и, навалившись на дверной косяк, стал ждать ответа.

– Здравствуйте. Соедините, пожалуйста, с реанимацией… Здравствуйте, Счастливцев беспокоит. Володя, ты? – Семёныч узнал врача-реаниматолога, которому он сегодня сдал больного. – Как там мой больной? Дементьев, кажется? Сегодня часа в четыре утра тебе привезли… Живой? Ну слава богу. В сознание пришёл? – Семёныч обрадовался и ещё несколько минут расспрашивал коллегу о состоянии больного.

Ради таких минут он и жил. Не думая о смысле жизни и её хрупкости, он просто делал свою работу. Сотни, тысячи раз выводя мужчин и женщин из клинической смерти, Семёныч убеждался, что правильно выбрал себе путь. Больше всего на свете он любил на вызове сесть у кровати больного, снять ЭКГ, послушать пульс, измерить давление и, убедившись, что всё в порядке, просто сказать: «Всё у вас хорошо».

Семёныч положил было трубку, но, подумав, снял ее снова. Он достал из кармана визитную карточку, которую ему дал Казаков, и набрал номер.

– Гена, это я. – Ему было неловко, и он перетаптывался на месте. – Нет, ничего не случилось. Всё хорошо. Спасибо тебе за всё, но я не смогу пойти к тебе. Да, ты прав, кто-то ведь должен делать эту работу. Пусть это буду именно я.

Он положил трубку и прошёл на кухню. Жена Наташа сидела за столом и ждала его.

Она была в пёстром домашнем платье, шерстяной шали поверх и смешных меховых тапках. «Так и не дали отопление. Неужели нельзя включать батарею, когда только наступают холода, а не тогда, когда половина района простудится?» Семёныч подошёл к жене и поцеловал в щёку.