– Хорошо, – ответила она снисходительно. – Ты выступишь.

И теперь она чувствовала, как в этом разговоре главенство перешло на её сторону, и от этого стало приятно и хорошо. Поняла она, раз затея эта денег не будет стоить нисколько, значит в случае, если обманут её, обманет и она. Взгляд скользнул наконец по комнате, и среди сертификатов на оказание магических услуг, дипломов с различных семинаров и прочего, разглядела она несколько давнишних театральных фотографий, однако не стала всматриваться в них и задавать вопросы, выясняя подробности. Чужие мечты ей были никогда не интересны. А потому она рассудила: уж если договорились, значит по рукам, и расплатилась только за гадание.

Аким Аркадьевич не любил возвращаться домой. Где бы он не находился в течение дня, везде ему казалось лучше, чем в четырёх стенах чужой квартиры. Именно чужой, потому как, во-первых, квартира эта была собственностью жены, а во-вторых, он просто-напросто так привык с детстве.

Лучше всего чувствовал себя в лесу…

На работе тоже было хорошо, никто рядом с его кабинетом не шумел и не заглядывал без особой нужды. Да только и лес, и работа, как он очень хорошо понимал, не могли оставаться для него прибежищами души до конца жизни – он уже очень ощущал свой возраст и с работой справлялся с большим трудом, а в основном и не справлялся вовсе, но Лариса, как его самый близкий друг, всегда прикрывала и просила кого-нибудь помочь, чтобы работу сделали за него, а в лес он и вовсе ходил редко – сильно уставал и боялся, что сядет там где-нибудь под кустом и больше не встанет.

Возможно отвращение к четырём стенам у него возникло ещё в детстве, когда он жил с матерью в коммуналке, хотя тогда он особенно не понимал, что ненавидит больше всего – соседей или этот удручающий быт, ограниченное пространство для жизни, а может всё сразу, потому что всё это сочеталось вместе. Ещё он ненавидел весь мир – за то, что кому-то доставались лучшие условия для жизни, меньше проблем и больше радостей.

Когда женился уже в очень зрелые годы, думал, многое в его жизни сразу изменится, и теперь в старости основательно осознал – перемены эти зависели от него, но даже если в какие-то моменты кто-нибудь пытался ему помочь повернуть в какую-нибудь сторону на сомнительном перекрёстке, он неизменно останавливался: может не верил своему спутнику, а может не хотел идти туда, куда его звали. В основном в чём-либо убеждала его жена, но он считал почему-то, что слушать жену как-то несерьёзно, в конце концов это ведь не любимая женщина и не мать, так какое она имеет право распоряжаться его жизнью.

В коридоре на него накатил аромат чего-то жареного и немного принюхавшись, он сразу определил – это грибы. Видимо жена с дочерью сходили в лес сами, ведь он им никогда ничего не приносил, да и зачем в самом деле плутать в чащобе из последних сил ради двух этих ставших ему уже совсем чужими женщин. Однако жареных грибов он тоже вдруг захотел и решил, что теперь, раз они пошли, надо немедленно идти в лес – прямо даже в ближайшие выходные.

Скрыться в своей комнате так быстро, как он намеревался, у него не получилось – пока нагнулся и расшнуровывал ботинки, из кухни вышла жена.

– Какие грибы пошли? – спросил он машинально, будто у постороннего человека.

Впрочем, именно у постороннего человека наверняка он спросил бы об этом так же – тема эта для него сейчас была особенно интересна.

– Маслята пошли, обабки и белые, – сквозь зубы процедила женщина, будучи видимо сильно не в духе.

– Белые это хорошо, – будто сам с собой проговорил Аким Аркадьевич.