Никого больше не хочу. Ни о ком не могу и не желаю думать. Только о ведьминских зеленых глазищах и о том, как сорвать еще один горячий поцелуй со сладких губ.
И как мне быть?! Смогу ли отступить? Отказаться? Или наступить на собственные принципы и желания и идти до конца?
Черт его знает.
Так и не найдя ответа на хренову тучу вопросов, собираюсь и еду в офис.
Лифт почти закрывается, когда в него вбегает раскрасневшаяся и запыхавшаяся Лиза. Кудряш замирает, как олененок в свете фар, и смотрит строго на меня. Как будто все остальное вокруг перестало существовать.
Но коллеги сзади подталкивают ее, и бэмби попадает прямо в мои объятия. Ее сердечко колотится, как дурное. Кудряш вскидывает голову и краснеет еще сильнее. Закусывает нижнюю губу, на что Рахимов-младший снова радостно откликается.
- Доброе утро, Булат Ришатович.
Такая она милая и трогательная. Ладони так и чешутся, чтобы коснуться. И я не отказываю себе в такой малости. Провожу по щеке костяшками пальцев и заправляю непослушную кудряшку за ухо.
- Что вы делаете? – испуганно бормочет. – Разговоры пойдут…И так болтают про мое назначение…
- Плевать, - чеканю так, чтобы все слышали. – Пока я здесь босс и мне решать, кого и на какую должность назначать.
Мы вместе выходим из лифта. Моя ладонь ложится на поясницу Кудряша. И я почти самый счастливый мужик на земле.
Лиза открывает кабинет, входит, игнорируя меня. Бросает сумку на стол, вешает пальто. Нервно приглаживает волосы и включает ноутбук. Замираю у стены и с интересом наблюдаю за ней.
- Ты не говорила, что у тебя есть дочь, - вырывается у меня против воли.
Кудряш вздрагивает, в глазах мелькают непонятные мне эмоции. Но Лиза быстро берет себя в руки и даже небрежно пожимает плечиком.
- Я никогда ее не скрывала. В анкете есть информация о наличии у меня ребенка.
Мой промах, признаю. Я дальше строки с адресом и не смотрел.
- Она у тебя клевая.
- Спасибо, - губы Лизы растягиваются в смущенной и такой искренней улыбке. Хотел бы я, чтобы и мне она улыбнулась так однажды.
- А что там за история с переломом?
Улыбка гаснет, а ладони, лежащие на столе, сжимаются в кулаки. В глазах – боль и обреченность. Голос глухой, как будто ей смертельный приговор вынесли.
- Был сложный перелом. Сделали операцию, сейчас проходит курс реабилитации…
Лиза осекается. До боли закусывает нижнюю губу, отворачивается к окну. Не выдерживаю, отлипаю от стены и сажусь напротив Кудряша. Сейчас мне больно так, как будто Лиза рассказывает о моем ребенке. О нашей с ней дочери. Перехватываю ледяные пальцы и грею их между своих ладоней.
- Но что-то идет не так?
Лиза сглатывает, запрокидывает голову и резко выдыхает.
- Врач вчера сказал, что улучшений нет. Нет положительной динамики. С каждым днем шансы на полное восстановление тают на глазах. А, значит, и надежды о счастливом и здоровом детстве. И мечты Варюши так и останутся мечтами…
Кудряш всхлипывает. Утыкается носом в плечо и дрожит. Кусает его и глотает соленые, жгучие слезы.
Я видел много плачущих девушек. Которые размазывали тушь по лицу, рыдали белугой, прятали лицо в ладонях и падали на колени, чтобы получить от меня желаемое. И с полной уверенностью могу заявить, что слезы Лизы – единственные искренние за всю мою жизнь. Они не напоказ. А от боли и отчаяния.
- Шансов вообще нет?
- Если только сменить программу реабилитации. Кардинально. Но это нужно в другой центр и другого врача. А у меня…нет на это средств. Я все отдала на этот курс…
- А отец Одуванчика? Почему он не поможет? Почему ты тянешь все одна?
Лиза замирает. Выпрямляет спину. Прячется за броней. Надевает маску сильной женщины. Смотрит прямо в глаза, и меня сносит волной злости.