– Сперва люди! – с краешек губ потекли густые слюни. Звёздные Вестники к тому же несколько суток почти не разговаривали.

Серая подруга послушно кинулась разминать, разгонять кровь, оживлять нервные окончания Гральриху.

Змеелюди заботливо поднесли к колодцу бессознательных раненых, замерли рядом с ними. Хануман стоя, со стороны, наблюдал задумчиво за происходящим. Оборотни хоть и разминали себя активно, однако в пол глаза, на всякий случай, наблюдали за колодцем. Боль и напряжение быстро сменились безмерным удивлением – есть отчего.

Хвостатая прелестница с детской непосредственностью исследовала всю поклажу воинов, с презрением, сердито фыркая, детально осмотрела их оружие, не прикасаясь к оному. Одного нага, – видимо, самого привлекательного на её взгляд – обожгла сладостным поцелуем. Интересно то, что никто из нагасарцев не возмущался, не отталкивал, не лапал, словно, так и нужно. Якши настойчиво растолкала нагов, а если быть точным – отогнала от раненых (воины и сиё нахальство легко пережили, Хануман иногда чему-то хитро улыбался). Нагая нагини (невольная игра слов) изучающее, сосредоточенно осматривала раненых бойцов, водила взглядом от одного к другому, «сканируя» с ног до головы.

Наташа с Одином сумели подползти друг к другу, не взирая на мириады колючих иголок под кожей от онемения, но на пару не сумели понять, когда и как Хануман подошёл к ним и наклонился, дабы не повышать голос:

– Сейчас не пытайтесь спасти друзей – неотчего, – Хозяйка оазиса сделает сиё сама.

Вновь золотой обезьян не обманул: началось волшебство, кое происходит обычно в детских сказках про спящую принцессу. Якши низко наклонилась на хвосте над тяжело дышащей царицей Птеригии, мягко обняла её за плечи, прижалась к груди, прислушиваясь к чему-то, а затем… поцеловала! Пантера было дёрнулась в переполнившем её сущность возмущении, но, присмотревшись внимательнее, замерла в напряжённом ожидании. Нагини вовсе не глумилась и не тешила своё извращённое сладострастие над беззащитной женщиной. Изо рта в рот проистекал едва видимый зеленовато-белый поток энергии, он стремительно наполнял каждую клеточку тела Птерис силой, снимал воспаление, убивал и пожирал микроорганизмы инфекции. Получив мощный импульс, повреждённые клетки не только восстановились, но и активно делились, заполняя доселе не заживающую рану нарастающими восстанавливающимися тканями.

Пока якши переползала к Одинцу и повторяла волшбу, дыхание спящей красавицы выровнялось, от раны осталась запёкшаяся кровь на коже по её бывшим краям и застарелая, въевшаяся в ткань, на одежде. Веки ожили, карие глаза раскрылись, от старого ранения не осталась даже лёгкая слабость. Она бодро поднялась на ноги, внимательно, изучающе осмотрелась по сторонам, стараясь сообразить, где находится и что происходит. Засим ощупала себя: не обнаружив сабли и рваной раны, брезгливо сморщила личико (находясь в бессознательном состоянии, в походе через пустыню Халху, птеригианка ходила под себя, а омыть её некому было). Однако, обнаружив Одина, Наташу и Ханумана, о чём-то беседующих и посматривающих на хвостатую чудо-знахарку, облегчённо и мило заулыбалась, тут же позабыв о немыслимой вони, исходящей от неё (как, впрочем, и ото всех двуногих), направилась к троице.

Минут через десять ожил Одинец, приподнявшись, опёрся о живой борт колодца, быстро разобравшись в ситуации, благодарно кивнул нагини головой. Якши очаровательно улыбнулась северянину, обнажив идеально ровные аккуратные белые зубки, юркнула стремительно к Банцемнису. По оздоровлению капитан галантно поблагодарил могущественную знахарку. Последний из раненых – Гральрих – горячо, по-отечески, приобнял девушку, чему та и не подумала сопротивляться: мужские объятия и ласки ей по нраву.