Это была потребность, голая, ничем не обоснованная потребность касаться, делиться теплом и забирать чужое. Почувствовать, что она здесь не одна, что есть кто-то близкий, настоящий. Кто-то, нуждающийся в её близости так же сильно, как она нуждалась в чужой. Этот бесконечный день, безнадёжность, страх и отчаяние – всё разом стало неважным, ведь именно сейчас Кэрри знала, кто она и почему здесь оказалась. Не секс – желание быть нужной, забыться, попытаться свести всё к привычному знаменателю. К тому, что она научилась делать лучше всего за последние несколько месяцев. Если днём Кэрри казалось, что земля уходит у неё из-под ног, а привычное встало с ног на голову, то сейчас она твёрдо стояла на земле, ступила на привычную почву.

Тело с готовностью откликалось на каждое его прикосновение, губы пульсировали, низ живота сжимался, разнося призрачные, многообещающие волны удовольствия. Втянув нижнюю губу, Сакумо провёл по ней языком и тут же отпустил, поцеловал подбородок, прихватывая кожу, шумно выдохнул на ухо. Выпрямился и тряхнул волосами, заставив рассыпаться по плечам иссиня-чёрные пряди.

Потянулся к её макушке и начал небрежно вытаскивать цветы, отбрасывая их на пол. Следом полетели шпильки, и Кэрри слабо застонала и прикрыла глаза, когда он растрепал пряди и мягко помассировал корни. Большие пальцы коснулись висков, заставляя посмотреть на него. Кэрри подчинилась, потянулась к нему, положила ладонь на грудь, чувствуя стук его сильного сердца. Зашелестела одежда, пояса одновременно скользнули вниз, следом – верхние, а затем нижние кимоно. Сакумо сделал шаг, опуская её на матрас, рассыпал ворох коротких обжигающих поцелуев по ключицам, шее, груди, снимая бюстгальтер. Обхватил острый сосок губами, нежно обвёл ореолу языком, пропустил второй сосок меж пальцев. Горячая, опаляющая страсть утихла, словно пламя прикрыли колпаком. Теперь движения Сакумо были осторожными, неспешными. Кэрри тяжело дышала, сквозь ресницы наблюдая за ним. За тем, как напрягаются мышцы на плечах и предплечьях, как выступают вены, когда он опирается на руки, нависая над ней.

Хотелось очертить каждую их них, изучить каждый тонкий шрам, белоснежные полосы, пересекающие грудь, тонкую сетку порезов, уходящих под боксеры. Кэрри понимала, что им совершенно некуда спешить, но её вдруг охватил страх, что сейчас всё закончится. Что Сакумо превратится в того, другого, и она вновь станет беспомощной игрушкой, связанной, униженной, одурманенной. Страх поднялся так резко, что горло сжалось, а спина выгнулась до хруста. Кэрри одеревенела, задышала часто-часто, ничего не видя перед собой. Миг, и тяжесть чужого тела исчезла, а следом пришло тепло.

Сакумо завернул её в одеяло, как в кокон, обвил руками и ногами, прижимая к груди. Его дыхание, всё ещё тяжелое, шумное, шевелило волосы на макушке, а сердце стучало так громко, что Кэрри с лёгкостью слышала этот звук.

– Прости. – прошептала сдавленно. – Я… я сейчас приду в себя. Прости.

Он только вздохнул, крепче прижал к себе. Какие тут можно было подобрать слова? Брать женщину силой не входило в список его предпочтений, пользоваться кремами-стимуляторами тоже. Он не зря выбрал более старшие курсы, предпочитая девушек, отошедших от шока и полностью принявших свою судьбу. Покорившихся, покорных и отзывчиво реагирующих. Кэрри стала такой к их первой встрече, но при этом не потеряла характер и исправно показывала его. Сейчас она была прежней с виду, но что-то сломалось. И злость на Тони всколыхнулась с новой силой. К ней примешивалась болезненная неудовлетворённость, кровь, пульсирующая в паху. Стройное, горячее тело, прижимавшееся к нему, сводило с ума, и Сакумо с лёгкостью мог сломить любое сопротивление, где лаской, где силой. Она бы сдалась, но что было бы потом?