Уверен, Диана, что тебе и близко не доводилось созерцать чего-то столь же пугающе странного, как зрелище этого благородного шотландского джентльмена, вышагивавшего по продуваемому всеми ветрами коридору и вслух читавшего эту погребальную песнь Данбара!

Мы свернули за угол, и ветер унес слова в сторону от моего слуха. Декламация перешла в невнятное бормотание. В какой-то момент фитиль свечи неожиданно разгорелся ярче, и мне удалось разглядеть его лицо немного лучше, чем за все время, что мы уже провели в этом темном доме. И готов поклясться – на нем застыл страх в чистейшем виде.

Второй коридор показался бесконечно длинным. Проделав по нему значительный путь, мы остановились перед дверью, за которой, как я предположил ранее, скрылись Кристин и Сибила. Гатри замер в неподвижности, ритм его бормотания изменился, и он смотрел на дверь или, вернее, как будто сквозь нее с выражением почти экзальтации, сменившей ужас. А потом шепотом воскликнул:

Для меня это оказалось еще одной полнейшей неожиданностью. Как и то, что произошло в следующую секунду. Его рука легла на ручку двери, и он мгновенно вновь осознавал мое присутствие рядом с собой. Гатри одарил меня доброжелательной улыбкой и сказал:

– Обычно я ежедневно провожу здесь полчаса со своей племянницей.

Как я понял, в его памяти не осталось и следа от только что проведенного сеанса декламации в коридоре. Выражаясь научным языком, он представился мне теперь типичным случаем раздвоения личности. Ты понимаешь, о чем я толкую. Существовали два разных Гатри, которые прятались и подменяли друг друга, как братья-близнецы в театральном фарсе. Перед моим мысленным взором встала до крайности необычная картина. Я вообразил себе Гатри А – скупердяя, морившего голодом собак и не желавшего тратиться на замену разбитых оконных стекол. А потом Гатри Б – человека, живущего на широкую ногу и поедавшего на ужин баснословно дорогую икру. И я продолжал обдумывать эту вероятность еще некоторое время уже после того, как мы присоединились к Кристин и Сибиле в помещении, которое здесь называли классом, подобно школьному. Моя новая теория легко объясняла осторожность, с которой Хардкасл обращался к нам, приняв нас за врачей. У лорда развились симптомы легкого помешательства, и верные слуги попытались втайне пригласить к нему лекаря. Вероятно, не самая лучшая идея, но теперь фраза этого неописуемо странного человека по фамилии Хардкасл начала навязчиво преследовать меня. «Это доктор?» И я утвердился в убеждении, что если в недрах замка Эркани хранили какую-то тайну, то ключом к ней могло послужить объяснение смысла подобного вопроса.

Диана, ты можешь в этом месте с полным правом прервать мой сбивчивый рассказ, при условии, что он вообще заинтересовал тебя, и заметить: «Гатри ждет в гости опасного человека по имени Нейл Линдсей; Хардкасл ожидает прибытия таинственного врача. В таком случае не логично ли предположить, что это одно и то же лицо. Доктор Нейл Линдсей, которого не очень-то и хотят принять в замке для исполнения профессиональных обязанностей. А что, если он, скажем, попросту нежелательный для хозяина претендент на руку и сердце твоей романтичной Кристин?»

И тогда мне придется признать, что я не могу дать тебе исчерпывающего ответа. Готов допустить, однако, что у Кристин есть возлюбленный. По некоторым приметам, она почти полностью поглощена мыслями о нем. И ее избранником может быть как Нейл Линдсей, так и пресловутый «доктор» Хардкасла. Но мне плохо верится, что это одно и то же лицо. Подобной идее противоречит тон, который пускал в ход Хардкасл применительно к обоим. Но только время покажет, прав ли я.