Черноволосая девушка, та, которая, как я понимаю, нашла меня и с друзьями принесла сюда (что это за «сюда», я не знаю), стоит в углу возле большой каменной раковины. Она слышит, что я пошевелилась, и резко оборачивается на звук.

– Тихо, – говорит девушка.

Она вынимает руки из раковины, руки у нее мокрые по локоть, а лицо встревожено, как у дикого животного. У нее мелкие зубы, слишком мелкие для ее рта и чуть кривоватые. Девушка проходит через комнату и присаживается возле меня на корточки.

– Ты целые сутки была без сознания.

– Где я? – сипло спрашиваю я.

Слова даются мне с трудом, я сама не узнаю свой голос.

– На Базе, – отвечает девушка и внимательно смотрит на меня. – Во всяком случае, так мы называем это место.

– Нет, я хотела спросить… – Я пытаюсь сложить в голове все, что случилось после того, как я перелезла через пограничное заграждение, но могу думать только об Алексе. – Это… это Дикая местность?

На лице девушки мелькает странное выражение… подозрение, что ли?

– Мы в свободной зоне, это да, – осторожно отвечает она, потом без лишних слов встает и уходит в черный проход в стене.

Из глубины здания до меня доносятся неразборчивые голоса. На секунду я чувствую укол страха – что, если говорить «Дикая местность» было неправильно? Вдруг эти люди опасны? Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл неконтролируемые территории «свободная зона».

Нет, нет, кто бы ни были эти люди, они наверняка на моей стороне. Они спасли меня, ухаживали за мной.

У меня с трудом получается занять положение «полусидя», я прислоняюсь затылком к стене из камня. Вся комната каменная, включая пол. Стены из неотесанного камня кое-где покрыты тонкой пленкой черной плесени, раковина допотопных времен, тоже каменная, с ржавым краном, который явно уже давным-давно не работает. Я лежу на узкой жесткой койке, покрытой старыми, протертыми до дыр одеялами. Эта койка плюс несколько жестяных ведер в углу под неработающей раковиной да один-единственный деревянный стул – вот и вся обстановка. В комнате нет окон и ламп тоже нет, только два работающих на батарейках фонаря светят тусклым голубоватым светом. На одной из стен висит небольшой деревянный крест с фигурой распятого человека. Я узнаю этот символ одной из старых религий времен до процедуры исцеления, только не могу вспомнить, какой именно.

Флэшбэк – начальный курс истории Америки, миссис Дернлер сверкает глазами из-под огромных очков и тычет пальцем в открытый учебник.

– Видите? Видите? – говорит она. – Эти старые религии все замараны любовью. От них исходит запах этой скверны, они источают делирию.

И естественно, тогда это звучало устрашающе и казалось правдой.

Любовь самое смертоносное оружие на свете.

Она убивает…

Алекс.

И когда она присутствует в твоей жизни…

Алекс.

И когда ты живешь без нее…

Алекс.

В комнату возвращается черноволосая девушка, в руках она с осторожностью держит глиняную миску.

– Когда мы тебя нашли, ты была полуживой, – сухо говорит она. – Скорее мертва, чем жива. Мы не думали, что ты сможешь выкарабкаться, но я решила, что нам стоит попробовать.

Девушка с сомнением смотрит на меня, как будто не до конца уверена, что приняла правильное решение. На секунду у меня перед глазами возникает образ кузины Дженни, она стоит, уперев руки в бока, и критически меня разглядывает. Я вынуждена зажмуриться, чтобы противостоять потоку воспоминаний и картинок из жизни, которая навсегда ушла в прошлое.

– Спасибо, – говорю я.

Девушка пожимает плечами, но все же отвечает:

– Рада помочь.

И кажется, она говорит это искренне. Потом она придвигает стул к моей койке и садится. Ее длинные волосы убраны за уши, на шее за левым ухом я замечаю метку исцеленного – шрам из трех точек, – такая же метка была у Алекса. Но девушка не может быть исцеленной, она здесь, по другую сторону границы, она – заразная.