ФРИК. Это не твоя работа.

АДДИ. Сам ты никогда ничего не объясняешь, и у людей возникают странные идеи, касающиеся тебя. Меня это безмерно злит.

ФРИК. Так игнорируй их.

АДДИ. Как я могу их игнорировать, если они говорят такие гадости?

ФРИК. Языком нести – не помелом мести, а люди – бараны. Мое чучело вешали несчетное число раз, и это совершенно не больно.

АДДИ. Но это так несправедливо. Они совершенно тебя не знают.

ФРИК. Никто никого не знает.

АДДИ. Я знаю тебя. (ФРИК уже с головой ушел в работу). Я знаю тебя, Генри, так?

ФРИК. Ты знаешь меня, потому что ты – моя жена. Эти люди – нет.

АДДИ. Узнать тебя не так-то легко.

ФРИК. В моей профессии, если человека узнать легко, он – покойник.

АДДИ. Это меня и тревожит.

ФРИК. Не волнуйся, детка. Я в этом хорош. Ни перед кем не раскрываюсь. Это единственное, в чем я хорош.

АДДИ. Нет, не только в этом. (Он смотрит на нее, улыбается). Куда ты смотришь?

ФРИК. Когда прядка волос вот так падает тебе на глаза, ты божественно красива.

АДДИ (застенчиво убирает прядку волос). Да ладно тебе.

ФРИК. Когда я впервые увидел тебя, ты стояла у противоположной стены комнаты, рядом с пианино, и какая-то маленькая девочка что-то объясняла тебе насчет куклы, и ты слушала так, словно девочка делилась с тобой самым важным секретом в истории вселенной, и прядка волос упала тебе на лоб, и ты подняла руку и убрала ее. В тот самый момент я влюбился в тебя, и влюблен по-прежнему. «Кто это?» – спросил я Меллона. «Это Адди Чайлдс», ответил он. «Дочь владельца «Обувных магазинов Чайлдса?» – спросил я. «Она самая», – подтвердил Меллон. «Я женюсь на этой девушке», – сказал я. Ты была такой красивой, что я едва мог дышать.

АДДИ. Ты заставляешь меня краснеть.

ФРИК. Мне нравится, как ты краснеешь. От твоей застенчивости я становлюсь на удивление счастливым. Мне нравится, как ты можешь сидеть и слушать эту старую ирландку, которая обстирывает нас, с таким видом, будто слушаешь королеву Викторию. Иногда Адди, мне хочется в большей степени быть таким, как ты.

АДДИ. Не хочется тебе быть таким, как я. Будь ты таким, то никогда не заработал бы ни цента, и что бы мы тогда ели?

ФРИК. Это да.

АДДИ. Я приготовлю тебе сэндвич, и ты его съешь, хочешь ты есть или нет. У нас в леднике кусок только что сваренного языка. Миссис Финнеган говорит, что за обещание дать ему кусок языка ее муж мог сделать для нее, что угодно.

(Она направляется к выходу, ФРИК провожает ее взглядом, потом вновь начинает работать. Врывается БЕРКМАН, опустив голову).

БЕРКМАН. На этот раз я не позволю тебе уйти, бессердечный сукин сын. (Чуть не сталкивается с уходящей АДДИ). Прошу меня извинить, мадам. Очень сожалею. Прекрати извиняться, болван. Вон он. Сделай это для Эммы. Я должен сделать это для Эммы. Эй. Фрик!

ФРИК (поворачивается, раздраженный тем, что ему помешали). Что теперь? А, это ты. Нашел человека, которого искал?

БЕРКМАН. О, да. Я его нашел, все так. Я нашел того, кого искал. Как тебе это понравится, людоедская свинья?

(Поднимает револьвер и трижды стреляет во ФРИКА. Тот хватается за шею и падает. Выстрелы неестественно громкие: это шумовой эффект – не холостые патроны. Затемнение).

(В темноте каркают вороны и шарманка играет мелодию «Малышки Энни Руни». Потом зажигается странный желтый свет, ангельский, вызывающий мысли о Вермеере, и мы видим ФРИКА, сидящего на парковой скамье с РОЗИ, молодой женщиной под тридцать лет, похожей на леди Гамильтон в аллергическом образе Природы с портрета Джорджа Ромни, но вместо собачки она держит на коленях старомодную девочку-куклу, с которой время от времени возится