– ПАпрАшу… – оскорбилась старая гадалка, – Я-то своих на теплое место пристраиваю. А где ваши обретаются, вы хоть в курсе?

Вступать в «сухие» дискуссии было не в правилах родовитого крыльяносца, и посему, смежив веки, он повернулся спиной к брошенному вызову и принялся беззвучно умножать киловатт/часы сначала на рубли с копейками, а затем, увлекшись, на американские доллары и китайские юани.

Поднаторевшие в преодолении трудностей и невзгод сельской жизни дачники на время призадумались. Кое-какие свечи из нутряного жира озерных крыс в доме имелись, новостями за пределами шести соток они интересовались мало, а помыться можно и в бане. Но – ПОЗОР! Это мерзкое для благородного создания слово стучало набатом в виски и отсвечивало на воротах.

– Лучше смерть! – поперхнулся сладким известный на всю округу стукач, Василий, – Давайте кого-нибудь продадим или заложим.

Затерявшийся во внутренней эмиграции Петрович продолжал держать театральную паузу. Базедушка тоже молчал, боясь сбиться со счета, и только пестрая аферистка поддержала «разумное во всех отношениях» предложение:

– Вот Председательшу и сольем.

– Ура!!! Мы спасены! – обрадовались компаньоны и потянулись к столу.

Чукаево

Сентябрь 2014 г.

Еще один охотничий день подходил к концу. Вернее, самая интригующая фаза спряталась за верхушки худосочного мелятника, и мне не оставалось ничего интереснее, нежели попытаться найти дорогу обратно, в деревню. Место было новое, неисхоженное и вскорости я окончательно заплутал. Молодой березняк сменился густым хвойным урочищем, которое, как подсказывала интуиция, служило последней преградой на пути к накрытому бабулькой столу и нагретой лежанкой под лоскутным одеялом. Шестое чувство плохая замена армейскому компасу, но верный спутник оставался висеть в избе после вчерашней экспедиции к богатой дичью старице. Воспоминания об удачной охоте на стремительных бекасов слегка приободрили. Прибавил шаг: «Если не кружить, куда-нибудь да выйду».

А «выйти» хотелось. Последние лет десять вышагал в состоянии близком к паритетному – между жизнью и смертью, где роль плюс одной голосующей акции выполняла собачка. Быть скомпрометированным женщинами не представлялось возможным по двум причинам. Во-первых, исчерпались фантазии. Размышления о второй оптимизма не добавляли. Дети выросли и отдалились. В итоге пуповина, связывающая с реальностью, оборвалась, незаметно, когда и при каких обстоятельствах уже не столь важно.

Минут через двадцать отчетливо потянуло дымком, привиделись желтоватые всполохи. «Костер. Недурно».

Приближаясь к чужому огоньку, испытываешь ту же неловкость, что и входя без спросу в незнакомый дом. Я громко кашлянул и без всякой надобности позвал легавую, чем вызвал ее немалое удивление (она и сама боялась отойти далее, чем на пару шагов от левой ботфорты).

– Подходи, неча церемониться, – позвал хозяин.

Поблагодарил, присел, огляделся. Напротив, привалившись к пеньку, расположился мужичек неопределенного возраста, в поношенной шинельке и фуражке то ли офицерской, то ли железнодорожной – впотьмах не разберешь. В ногах лежал вещмешок, а более ничего не наблюдалось.

– Городской, – скорее не спросил, а констатировал мой нежданный спаситель.

– От того и заблудился, – подтвердил я, – далеко до деревни?

– Это, смотря до какой. Деревни-то разные бывают…

– Васютино.

– Эк, хватил. Васютино, мил человек, осталось у тебя за спиной. Верст пятнадцать, с гаком.

«Мать честная! Верно в противоположную сторону ломанулся. Дело принимает оборот кислый – до рассвета из леса не выбраться».