– Здесь мне жить и умереть! – ответил Кетлинг, взглянув на Кшисю. А она тотчас опустила свои длинные ресницы.

Пани Маковецкая приехала уже в сумерки. Кетлинг вышел встречать ее к воротам и ввел ее в дом с такой почтительностью, точно она была владетельная княгиня. Она хотела на другой же день приискать себе квартиру в городе, но это ни к чему не повело. Молодой рыцарь умолял ее, ссылаясь на свою дружбу с Володыевским, и до тех пор стоял на коленях, пока она не согласилась остаться у него. Было решено, что и пан Заглоба останется у Кетлинга на некоторое время, ибо его годы и его значение могли защитить женщин от сплетен. Он согласился на это тем охотнее, что ужасно привязался к гайдучку, а кроме того, в голове у него возникли новые планы, которые требовали его присутствия. Обе девушки были очень рады, и Бася сразу стала на сторону Кетлинга.

– Сегодня мы и так уже не уедем, – сказала она пани Маковецкой, которая все еще колебалась, – а потом, уедем ли мы одним днем или двадцатью днями позже, это все равно!

Кетлинг понравился ей так же, как и Кшисе, – он нравился всем женщинам. Бася до сих пор еще никогда не видала заграничных кавалеров, если не считать офицеров иностранной пехоты, людей довольно простых; и она ходила кругом него, потрясая своими волосами, раздувая ноздри и присматриваясь к нему с детским, почти назойливым любопытством, за что получила даже выговор от пани Маковецкой. Но, несмотря на это, она не переставала смотреть на Кетлинга, словно желая оценить его военные способности, и, наконец, начала расспрашивать про него пана Заглобу.

– Он хороший воин? – спросила она потихоньку у старого шляхтича.

– Знаменитее и быть не может! Видишь ли, у него опытность в этом деле огромная: он четырнадцати лет сражался уже с английскими бунтовщиками, держа сторону истинной веры… Он шляхтич знатного рода, о чем ты можешь судить по его обращению.

– Вы его видели в огне?

– Тысячу раз! Стоит и не поморщится; гладит лошадь по шее, а сам хоть о любви может говорить…

– Разве принято говорить о любви?

– Принято говорить все, что подтверждает равнодушие к опасности.

– Ну а в поединке он тоже мастер?

– Одно слово – шершень!

– А с паном Михалом справится?

– С паном Михалом не справится.

– Ага! – воскликнула с гордостью Бася. – Я знала, что не справится! Я сейчас же подумала, что не справится!

И она захлопала в ладоши.

– А, так ты стоишь за Михала? – спросил Заглоба.

– Э, что тут! Рада, потому что он наш!

Бася встряхнула волосами и умолкла. Из ее груди вырвался тихий вздох.

– Но только заметь и запомни, гайдучок, – сказал пан Заглоба, – что если на поле битвы трудно найти воина лучше пана Кетлинга, то для женщин он еще опаснее; они в него без ума влюбляются из-за его красоты. Он и в любви опытен на редкость!

– Скажите об этом Кшисе, у меня не любовь в голове, – отвечала Бася и, повернувшись к Дрогоевской, начала звать ее: – Кшися, Кшися, подойди-ка сюда на одно слово.

– Я здесь! – сказала Дрогоевская.

– Пан Заглоба говорит, что ни одна панна, увидав Кетлинга, не может в него не влюбиться. Я уже его осмотрела со всех сторон, и ничего, Бог миловал! Ну а ты как? Чувствуешь уже что-нибудь?

– Баська, Баська! – сказала убеждающим тоном Кшися.

– Он тебе понравился?

– Оставь это! Будь благоразумнее. Милая Бася, не говори вздора – вот пан Кетлинг сюда идет!

И Кшися не успела еще сесть, как Кетлинг подошел и спросил:

– Можно присоединиться к обществу?

– Милости просим, – ответила Езерковская.

– Если так, то я осмелюсь спросить, о чем был разговор?

– О любви, – не задумываясь, ответила Езерковская.