Раиса Ивановна научила нас грамотно писать и говорить по-русски. Моим сыновьям не повезло, их учителя оказались не способными это сделать. А наша учительница упорно добивалась от нас самостоятельного и осмысленного чтения русской классики, ее свободного и самостоятельного изложения в письменной и устной форме. Практическими навыками грамматики и синтаксиса помогала нам овладевать сестра Раисы Ивановны – Вера Ивановна, маленькая, горбатенькая старушка. За небольшую плату она вела у нас дополнительные занятия, на которых мы писали диктанты и разбирали сделанные ошибки. Тексты для диктантов выбирались из сочинений русских писателей. Учила нас Вера Ивановна и бытовому письму. Я очень быстро почувствовал, что эти занятия научили меня правильно писать, не думая о грамматических правилах. Я как бы ощущал текст и глазами, и своей правой рукой. Видимо, умела Вера Ивановна добиваться от нас такого результата. С тех пор я пишу без ошибок. Бывают описки от поспешности, которые я сам обнаруживаю при прочтении написанного. Пусть не обидятся на меня учителя моих детей и внуков. Они не научили и не умели так учить детей родному русскому языку.

Раиса Ивановна и ее сестра Вера Ивановна составляли в нашем восприятии единое целое. В школу они приходили и уходили вместе, одинаково вникали в дела нашего класса, а мы одинаково выполняли все их задания, поручения и просьбы. Общей заботой сестер был и единственный сын Веры Ивановны Олег. Нас удивляло, что именно она, маленькая, горбатенькая женщина, а не Раиса Ивановна была матерью большого, физически крепкого парня. Нас удивляло и то, что Раиса Ивановна не была замужем. Но и у Веры Ивановны тоже не было мужа. А сын у сестер был как бы один на двоих, и они в нем души не чаяли. По поведению Олега тоже нельзя было понять, кто ему был дороже. И судьба, немилостивая по отношению к сестрам, одинаково жестоко обошлась с ними: Олег не вернулся с войны. Как пережили сестры эту трагическую потерю, не знаю. Когда я пришел с войны, Веры Ивановны уже не было в живых. А Раиса Ивановна еще работала в школе в нашем же районе, но уже в двести семьдесят девятой, на Церковной Горке. Я поторопился увидеть мою старую учительницу. В один из дней отпуска я пришел в школу. Был конец первой смены. В учительской мне сказали, что Раиса Ивановна ведет с учениками дополнительные занятия. Она, как и прежде, учила детей грамотно писать. В коридоре я услышал ее диктующий голос. А когда заглянул в открытую дверь, то своей учительницы не узнал. Да и она меня узнала не сразу, а узнав, расплакалась и от неожиданной встречи со своим учеником, и от незабытого горя своего, о котором сквозь слезы она поведала мне. Она трогала меня за сержантские погоны, гладила по голове и все плакала. А неблагодарная школьная стая озорников из-за двери корчила ей рожи. Увидев меня – солдата с войны – эти вихрастые бестии вмиг присмирели. А узнав от учительницы, кто я есть, еще больше виновато смутились. Мне показалось тогда, что в сиротстве своем Раиса Ивановна осталась беззащитной не только от эгоизма неблагодарных учеников, но и от безразличия и равнодушия своих молодых коллег. Они тоже были удивлены и смущены моим появлением в школе и, наверное, так и не могли понять, что привело меня к этой старой учительнице. К ним их воспитанники еще не возвращались.

В те же дни я встретил свою одноклассницу Тамару Сахарову, тоже вернувшуюся с войны, и рассказал о встрече с Раисой Ивановной. После этого Тамара не оставила ее своими заботами до конца ее жизни. Она вовремя успела своей дочерней лаской и уходом успокоить ее сиротскую и обиженную старость.