– Отгоните девчонку назад по улице, только не бейте. Она ещё маленькая.

Перед Майкой сразу выросло трое оборванных разбойников, которых она боялась больше всех на свете. «Ма-а-а!» – закричала вслед уходящей матери, но она даже не оглянулась.

– А ну бегом домой, пестюльга лохматая, не то – получишь.

И все трое стали собирать на дороге камни. Майка в ужасе попятилась назад, потом побежала, истерично крича. Оглянулась, когда за ней уже никто не гнался. Что ж теперь делать? Баба Дуська злая, сейчас будет таскать её за вихры. Мать вернётся, тоже всыплет… Одно спасение – уйти на Первомайский, где они с мамкой жили. Там бабушка, с похожим, но другим именем – Дуня. Там тихая и ласковая тётя Надя, она никогда не ругается.

Несколько раз с Первомайского её отправляли к матери с молоковозом, дедом Стефаном. Бидоны на квадратной телеге с низкими бортами соприкасались и грохотали так, что в ушах звенело. На молокозаводе Майка вставала и, почти оглохшая, сама шла домой, обходя чужих ребятишек – вдруг побьют. Дед Стефан, конечно же там, где ему ещё быть, думала Майка, направляясь к заводу.

– Нет его, давно уехал, а тебе он зачем? – спрашивала толстая тётка в длинном кожаном фартуке. – Приходи завтра часам к десяти, тогда и уедешь на свой Первомайский. Отпускают же родители малолеток из дома, и не боятся.

Дорога была хорошо знакома, и потопала она босиком по горячей пыли. Началась лесополоса из абрикосов, чистая, не заросшая, с утоптанной тропкой посередине. Так бы идти до самого хутора – прохладно и птички поют. Но около бугра посадка закончилась, на взгорье она пошла по открытому полю. Навстречу в клубах сероватой пыли ехала грузовая машина. Стало страшно – может задавить, вон как быстро мчится. Отошла подальше в сторону. Из окна, притормозив, высунул голову шофёр.

– А где твоя мамка, малява?

– Там, показала на кусты Майка.

– А-а, – протянул водитель и покатил дальше.

Дошла до Павловского, хутора с односторонней улицей. Хорошо, конечно, идти под тенью, но опасно, из-за плетня могут выбежать собаки, съедят, проклятые. Перебежала на проезжую дорогу. Но вот опять опасность – послышались крики играющей во дворе детворы. «Чужих всегда бьют», – подумала Майка. Снова вернулась на дорожку около заросших с улицы дворов и на четвереньках передвигалась до тех пор, пока не стихли голоса.

В конце хутора начиналось кладбище, где, по рассказам первомайских подружек, даже днём, особенно в жару, когда на улицах нет людей, покойники вылазят из могил, чтобы погреться на солнышке. А перед дождём они являются людям во сне. И правда, Майка не раз слышала от бабушки: «Всю ночь покойные родители снились, наверное, дождь пойдёт». Закрыв ладонью правый глаз, чтоб не видеть кладбища, быстро пошла по безлюдной дороге. Но кресты нет-нет, да и показывались впереди. Решила свернуть с дороги на гору, тогда опасного места не будет видно. Но тут появились другие страхи: по густой траве шныряли пузатые зелёные ящерицы. Даже одним глазом Майка рассмотрела, какое у них на шее монисто – частые выступающие иголочки по ровному кругу возле головы. Короткие лапы врастопырку, некоторые, остановившись, раскрывают страшные, белые внутри рты. Того и гляди, кинутся на голые ноги.

Наконец-то показался наш бугор, с которого спустишься и попадёшь прямо на третий порядок – короткую улицу около речки. Тут уже совсем нестрашно. Всех детей она хорошо знает, они не драчливые.

Дома никого не оказалось. На двери замок. Уселась на деревянный порожек да там и уснула. Открыла глаза – стоит тётя Надя, теребит её за плечо.

– Майечка, откуда ты взялась? А мамка где? Да как же ты, бедная, шла в такую даль, по жаре?