– Давай сделаем небольшой перерывчик? А то мне нужно принять лекарство.

– Конечно! – Я откладываю ручку и встряхиваю уставшую кисть.

Предыдущая сцена повторяется. Шарлотта открывает дверь, закрывает ее за собой, я ничего не слышу, слышу кашель, он никак не прекращается, все как в прошлый раз, с той только разницей, что сейчас в комнату совершенно беззвучно входит ее мать: я поднимаю глаза, когда меня окутывает аромат «Шанель № 19». Держа в руках поднос с двумя чашками и вазочкой, она сверлит меня взглядом.

– Ну как, движется дело? – требовательно вопрошает она.

– Да, спасибо, – я ищу спасения в своих записях.

– Нам нужно поговорить, – так обращается охранник в магазине к вороватой покупательнице.

Я моментально прихожу в ужас. Она победоносно улыбается.

– О чем? – со страхом спрашиваю я, поскольку для меня мучительна одна только мысль о диалоге с ней. Она подходит ближе. Чашки на подносе звенят. С каждым шагом лицо ее все мрачнее. Она стоит вплотную ко мне, я чую холодный запах табака у нее изо рта (несомненно, он исходит изо рта, а не из ушей).

– Моя дочь умирает, – шипит она мне, с трудом сдерживаясь и не спуская с меня глаз.

– Да, – робко шепчу я и киваю, отводя взгляд.

Шарлотта стоит в дверях. Она так же бледна, как и ее мать, и так же пристально смотрит на меня.

– Спасибо, мама, нам наверняка понравится, – произносит она затем беззаботно, как только что вылупившийся из куколки мотылек, и забирает у матери поднос.

– Это специальный травяной сбор, – поясняет она, снимая чашки с подноса. – Чудодейственный напиток, благодаря которому я проживу столько же, сколько бабушка, а ей в сентябре стукнет сто, это наследственное, у нас все долгожители.

Я отпиваю глоток.

– Это же на вкус как желчь!

– Да, зато помогает.

Она кладет мне на руку свои пальцы и нажимает, будто играет на пианино. Сколько я ее помню, она так делает, чтобы привлечь мое внимание: своими холодными, твердыми пальцами она барабанит по моей руке, сначала легонько, потом все сильнее, пока, наконец, не вопьется в нее так крепко, что мне приходится силой высвобождать руку из плена.

– Твое волшебное зелье, – восклицает она. – Помнишь?

– Да, помню, Лоттель, – отвечаю я, мне все еще неприятно об этом думать. – Но ты правда считаешь, что оно имеет отношение к нашей истории?

– Вне всякого сомнения!

Я беру ручку.

– Тогда валяй. Только с самого начала.

«Несколько лет назад ветреным мартовским вечером Шарлотта позвонила подруге и сообщила:

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Я работаю.

– О, у тебя свидание!

– Ты путаешь меня с собой, на работе я именно работаю.

– Это срочно, – Шарлотта продолжала настаивать. – Можешь ненадолго забежать ко мне?

– Нет. Тебе нужно, ты и приходи.

– На улице дождь, ветер и вообще погода отвратительная, а у меня машина не заводится!

– Ну, у тебя ни стыда, ни совести!

– Зато я что-то вкусненькое сделала! – Она приготовила запеканку со шпинатом.

У Марии было плохое настроение.

– Это в последний раз, – пригрозила она. – Потом я тебе буду выставлять счет, двадцать евро в час.

Шарлотта положила добавки:

– Сначала покушай как следует. Всего двенадцать евро. – Она хохотала так заразительно и долго, что Мария тоже засмеялась – сначала несколько скованно, а под конец почти непринужденно. Вдруг, оборвав смех, Шарлотта заявила:

– Я не хочу в сорок лет впасть в депрессию, а в сорок два наложить на себя руки. Вот что. Мне нужен мужчина, потому что я хочу родить ребенка.

Подруга ее не поняла:

– Да за тобой мужики табунами ходят, тут можно целый класс нарожать, не то что одного!

Но Шарлотта была полна решимости стать не только матерью, но и женой, а подходящего кандидата на роль супруга, по ее мнению, в веренице ее поклонников не было, как ни перебирала она в уме все эти годы экстатических телесных спаррингов, стараясь вспомнить каждого партнера – пусть и не каждый матч с именами и другими подробностями, так хоть какую-то деталь: