Потом два парня в кожаных перчатках мутузили друг друга. Матери жалко было обоих. ««Видно, кулачный бой», – догадалась она. Бой закончился. Парни обнялись. «Вот так-то хорошо, – успокоилась мать. – Без злобы. Испытали, кто ловчей, и тут же помирились.»
Началось кино. Молоденькая барышня, совсем еще девчонка, уезжала учительствовать в далекую и холодную деревню. Мужики приняли ее с недоверием. Хитрющее кулачье норовило убить. Была в ее жизни радость: шумная деревенская свадьба. Мужем учительницы стал, по всему видать, положительный человек. Но коротко бабье счастье. Убили враги мужа. Одно утешение – дети, нескладные, любознательные. С ними вместе прожила учительница весь свой век.
Мать вздыхала, улыбалась, всплакнула раза два, пока смотрела картину. Вышла из клуба – на душе было покойно и легко, как после исповеди.
Ехидная подруга Михайловна не удержалась, справилась у нее: «Ты, может, на танцы лындать начнешь?» «Никто не приглашает, а то бы не отказалась», – второпях бросила мать и загрустила: весело было у нее в доме до войны. Павел играл на гитаре, Иван на мандолине, Николай на ложках. Как вечер, соседские парни и девчата собираются в савченковском дворе. Песни, танцы, смех до полуночи.
Были б живы ребята, нянчила бы теперь внучат. Анна… Еще молода. Пусть побегает…
В клуб мать ходила теперь без нее. Она полюбила кино за доброту, за то, что картины почти всегда заканчивались счастливо и негодяи получали свое, по справедливости.
На «Запорожца за Дунаем» мать торопилась как на первое в жизни свидание. Музыку Гулака-Артемовского она знала наизусть сызмальства, от своей матери.
Давно ей не было так хорошо, как на этой картине. Куражился хмельной Карась. Ворчала сварливая Одарка. Клялись в вечной любви Оксана и Андрей. И явились Александре Васильевне светлые летние ночи, молчаливый и робкий кузнец Георгий, ставший ее мужем. И была она босоногой хохотушкой шестнадцати лет. Сердце в груди билось резво, молодо…
Ребятишки, возившиеся в узком и тихом переулке с игрушечным грузовиком, испуганно переглянулись, когда увидели старуху Савченко. Шла она боком, натыкаясь на заборы и скамейки. Еле-еле добралась до своего дома, ощупала стенку, ухватилась за косяк, перешагнула порог…
Анна вошла в дом и сразу увидела мать. Крупная, седая женщина, неловко подвернув под себя ногу, лежала в полутора шагах от кровати. Анна метнулась к матери. Дыхания нет. В уголках губ затвердела улыбка.
Закрыли сердцем родину свою
Среди тех, кто защищал свою родину – Союз Советских Социалистических Республик – от фашистской орды, были ученики 44-й уфимской школы. С тремя из них я познакомился в школьном музее Боевой славы. Познакомился, читая их письма родным и близким.
Георгий Горшков. Трудиться привык с малых лет – большая семья. Стесняется своей «глупой страсти» к мороженому. Боится быть сентиментальным. Однажды, в минуту слабости, обратился к матери за сочувствием и теперь клянет себя за это: не научился щадить материнское сердце. Младшего брата зовет с трогательной лаской «Колюшка» и тут же по-мальчишески «Колька». Георгий – издатель стенных газет. Свято верит в просветительскую миссию художественной литературы. Неодобрительно отзывается о раннем замужестве и туфлях на аршинных каблуках. Любит копаться в радиосхемах, мечтает смастерить подводную лодку. Отдает должное интенсивным физическим упражнениям, неплохо бегает на лыжах. В свободное время занимается диалектическим материализмом и английским языком (в школе – немецкий). Не умеет и не хочет ловчить: не по нутру ему это.
«МАМА, Я ТЕБЕ ОБЕЩАЮ: БУДУ СИЛЬНЫМ»