– Ты кто такой? Откуда взялся? Куда идёшь? Быстро отвечай! – произнёс скороговоркой, подойдя вплотную и неприязненно глядя на подростка.

– Я в посёлок иду. Меня там отец ждёт, – ответил Костя, отступая.

– Какой отец? Фамилия?

– Кильдишев. Борис Иванович. Мы из Магадана приехали утром. У отца тут совещание. Вечером домой поедем.

Военный скривился. Худощавое лицо сделалось уродливым, тонкие губы растянулись, обнажив большие кривые зубы.

– Ладно, разберёмся, – рубанул ладонью воздух. – С нами поедешь.

– Я не поеду! Меня отец ждёт.

По лицу военного заходили желваки.

– Стоять смирно! Ты задержан до выяснения личности. – И, обернувшись, крикнул сидящему в кузове бойцу: – Никифоров, иди быстро сюда!

Костя попятился.

– Дяденька, вы чего? Мне в посёлок нужно. Меня отец потеряет, у него важное совещание, я прогуляться пошёл…

– Складно поёшь, – кивнул военный. – Но я всё равно должен тебя задержать. Может, ты из лагеря драпанул, почём я знаю? Или из спецпосёлка.

– Да вы что? Я на пароходе сюда приехал неделю назад. Дяденька, отпустите меня, пожалуйста!

Но дяденька не отпустил. Вдвоём с красноармейцем они забросили упирающегося подростка в кузов грузовичка. Костя, помедлив, присел на пол у заднего борта, а красноармеец устроился на скамье возле кабины, положив винтовку на колени и строго глядя на задержанного. Военный забрался в кабину, громко хлопнул дверкой, и машина тронулась.

Одно успокаивало: машина направлялась в Палатку. Костя решил, что если грузовик вдруг куда-нибудь свернёт или проедет мимо, то он сиганёт через низкий борт и скроется в кустах. Не верилось, что красноармеец будет в него стрелять. Но он зря так думал. Сидевший напротив него детина не сводил с него глаз. Он видел, что парнишка зыркает по сторонам, и подозрение его усиливалось с каждой минутой. Он бы не колеблясь применил оружие, если бы Костя вздумал бежать. Красноармеец хорошо знал, что бывает за утерю бдительности. Это ничего не значит, что малец одет вполне прилично. В местных лагерях полно малолеток, ведь с тридцать пятого года в СССР судили двенадцатилетних детей – по всей строгости революционного закона. А цивильную одежду можно выменять у вольных, а ещё лучше украсть. Таких случаев полно. Но даже если малец ни в чём не виноват – это ничего не меняет. Приказ командира нужно выполнять. А иначе сам загремишь под трибунал.

Хорошо, что Косте не пришлось сигать через борт. От пули сидевшего напротив ворошиловского стрелка он бы точно не ушёл. Да и куда бы он делся на этой бескрайней равнине среди чахлых кустов и реденькой травки? И не таких ловили! И не таким крошили позвонки метко пущенной пулей, ломали прикладом винтовки кости и сносили череп. От доблестных бойцов НКВД ещё никто не уходил!

Машина на полном ходу въехала в посёлок и свернула на первом повороте. Затем ещё один поворот и…

– Вылазь! Приехали.

Костя неохотно поднялся с занозистого пола. Машина стояла перед длинным одноэтажным домом, сложенным из больших бурых брёвен. Широкое крыльцо из пяти ступенек, на верхней ступеньке возле двери стоял красноармеец с винтовкой. Второй красноармеец, который ехал с Костей в кузове, уже был на земле и держал винтовку так, будто перед ним не испуганный подросток, а головорез, от которого можно ожидать всего.

Взявшись левой рукой за низкий борт, Костя спрыгнул наземь.

Его завели внутрь дома. Несколько шагов по коридору и – узенькое пространство вдоль правой стены, отгороженное железной решёткой в крупную клетку.

– Заходи!

– Мне к отцу надо! – запротестовал было Костя.

– Разберёмся, – невозмутимо ответил сопровождающий. – Шуруй давай!