Я беспомощно улыбнулся ей, не в силах думать ни о чем, кроме родителей.
– Что с тобой?
– Ничего.
– Ты как-то притих.
– Я устал. День был тяжелый.
– Не только сегодня, вообще. В последнее время ты изменился.
– Все хорошо…
Почему это было так трудно? Наверное, потому, что я знал: стоит высказать свои мысли вслух – и я не смогу больше прятаться от правды. А если я не готов уйти? Мне нравилась моя новая жизнь. Спокойная, вдали от войны и ее ужасов. У меня была гитара, были книги, я гулял по лесу и каждый день проводил с Хлоей. Почему я должен был от всего этого отказаться?
– Можно я что-нибудь прочитаю?
– Конечно. – Я был согласен на все, лишь бы не замечать реальности.
Хлоя откашлялась и начала. Она читала не без труда, но за последние недели добилась больших успехов. Сначала она спотыкалась на некоторых словах, но постепенно почувствовала ритм. И хотя ее чтение было далеко от совершенства, для меня совершенством было каждое слово, слетавшее с ее губ.
Каждое слово кинжалом вонзалось мне в сердце. Словно поэт предупреждал меня, что я совершаю ошибку. Я посмотрел на Хлою, как никогда не смотрел раньше. Она подняла на меня свои “большие прямые глаза”, робко улыбнулась и снова опустила взгляд на истрепанные страницы.
– Я ухожу, Хлоя.
Я произнес это вдруг. Будто стоял на бортике бассейна с ледяной водой, зная, что рано или поздно придется прыгнуть. И я прыгнул. От этих слов все внутри разрывалось.
– Сейчас? Хочешь прогуляться?
– Я возвращаюсь в Барселону.
– Что? – Этого она не ожидала. Вероятно, никогда даже не думала о такой возможности, и ее разочарование отозвалось во мне больнее, чем я думал.
– Ты сама так сказала. Я должен идти дальше.
– Но… – Хлоя закрыла книгу и встала. – Почему?
– Я должен найти отца. Должен узнать, жив ли он.
– Когда? – Она опустила голову.
– Завтра утром.
– Завтра? Так скоро?
– Хлоя, уже несколько месяцев…
– Да. Ты прав. Я понимаю. Это твой долг. Я поступила бы так же. Ты должен уйти, а я должна остаться. Помогать отцу, заботиться об овцах и…
– И о бестолковых свиньях, – помог я ей закончить фразу с улыбкой.
– Да.
Она развязала шнурок медальона.
– Обещай мне одну вещь…
– Нет, Хлоя, так не пойдет… Это твое любимое сокровище…
Всхлипнув, она подошла ко мне будто в замедленной съемке. Кончик носа у нее покраснел. Хлоя подняла руки и, глядя на меня в упор, стоя совсем близко, надела медальон мне на шею.
– Я не могу принять его.
– Это не подарок. Это обещание.
– Обещание?
– Обещание, что однажды ты мне его вернешь.
– Хлоя, я не знаю, буду ли…
– Обещай! – Голос у нее дрожал.
– Обещаю.
Я чувствовал запах ее волос. Видел свое отражение в ее нефритовых глазах. За эти четыре месяца между нами возникло нечто, что невозможно было отрицать. Никогда раньше я не чувствовал ничего подобного. Никто ничего не объяснял мне, но в этот момент я все понял.
– Ты тоже должна мне кое-что обещать, – сказал я, осмелев.
– Что?
– Что ты меня не застрелишь.
– А зачем мне в тебя стрелять?..
Я не стал ждать. Приблизившись, я поцеловал ее губы, словно нежнейшую вещь на свете. Для меня они такими и были.