Люди спешили каждый по своим делам, устремив взгляд вперед, несясь навстречу рутинным заботам, боясь опоздать и не успеть свершить запланированное. Никому не было дела до мужчины, лежавшего на газоне, лицом прямо в мокрой от росы траве, в непривычной взору старомодной одежде, слишком легкой для прохладного утра весны.

Некоторые из прохожих бросали на беднягу короткий взгляд и еще быстрее, не замечая чужого несчастья, устремлялись вперед. «Пьяница или бездомный», – думаю, нечто подобное эхом отдавалось в их головах. Но никто почему-то не задумывался, что беда может случиться с каждым. И тогда бесчувственное поголовье так же пройдет мимо, оградив себя невидимым барьером от горя, его не касающегося. Мы добились грандиозного технологического прогресса, но словно взамен за инновации расплатились милосердием.

«Величайший грех – это не ненависть, а равнодушие к своим братьям»1. В совокупности преступное равнодушие погубило не меньше жизней, чем кровопролитные войны и смертоносные вирусы. Именно оно – наихудшее из того, что могут предложить люди. Даже ненависть – и та куда предпочтительней. Она являет собой чувство – сильное, волевое, смелое. А равнодушие – это грязный растаявший снег на обочине дороги, которым лихой водитель на полном ходу обдает с ног до головы стоящего на тротуаре пешехода…

Будто вылепленная из воска ладонь мужчины, испачканная в грязи, приковала мое внимание. Я словно под действием гипноза стояла на месте, разглядывая серебряное кольцо на неестественно побледневшем большом пальце.

Наконец оцепенение прошло и я, оставив чемодан на тротуаре, сделала неуверенный шаг на газон. Каблуки туфель увязли во влажной податливой почве. Неразборчивые обрывки образов и звуков закружились в водовороте сознания. В неуклюжей попытке присесть на корточки, я потеряла равновесие и упала на колени.

Одежда молодого человека была насквозь мокрой, в темных волосах искрились капли воды. Я прикоснулась к его руке, и противоестественный холод через поры просочился в мой организм. Но вместе с необузданным страхом сердце наполнилось и ощущением трепетной нежности. Казалось, что за руку я держу не бродягу в одежде прошлого века, а родного, самого близкого мне человека. Я словно помнила это прикосновение. Помнила красочную палитру чувств: любовь, уважение, почитание заслуг, восхищение. И все к нему – впервые встреченному незнакомцу. Пелена недоумения вскоре все же рассеялась, подтолкнув меня к единственно необходимому действию – вызвать врача.

Поднявшись с земли, я отступила на асфальт. Колени и туфли испачкались в грязи и изумрудном соке молодой травы. Я понимала, что рискую опоздать на самолет, но мне было все равно. Мечты об отдыхе отошли далеко на задворки сознания.

– Здравствуйте, пришлите, пожалуйста, реанимационную бригаду в Палмер-Парк, здесь человеку плохо.

– Опишите состояние пострадавшего, – послышался голос диспетчера.

Мне не доводилось сталкиваться с подобным. Как и все люди, проходившие сейчас мимо бессознательного тела, я тоже старалась не вмешиваться в происшествия, не касавшиеся лично меня. Эгоистично, но от угрызений совести избавляла мысль, что кто-то обязательно поможет, найдется неравнодушная душа. Теперь же спасителем стала я сама.

– Я не знаю, что именно произошло. Мужчина лежит на газоне, мне кажется, он без сознания.

– Хорошо, проверьте, есть ли пульс.

Я вновь приблизилась к нему. На запястье сердечный ритм не прощупывался, но меня успокаивала мысль, что скорей всего виной тому – положение руки, придавленной весом тела, из-за чего кровь не циркулировала с достаточной силой. Он лежал, уткнувшись лицом прямо в землю, было совершенно непонятно, как он дышит, и дышит ли вообще. Хотелось перевернуть бедолагу в более естественное положение, но сдержанный повелительный голос «на другом конце провода» строго-настрого запретил проводить какие-либо манипуляции.