«Холодно», – слышится тихий, ласковый голос. Я совсем маленькая в своем тулупе из оленьего меха, и дедушке приходится присесть на корточки, чтобы помочь поплотней затянуть пояс. Я скольжу взглядом по его доброму морщинистому лицу вниз, к грубым рукам рабочего человека. Рисунок на тусклом затертом кольце мне совсем непонятен, возможно, это даже надпись, но я еще не умею читать. Провожу своим детским пальчиком по холодному серебру и вновь будто падаю в бездну. Тьма поглощает свет…

Я стою возле школьной аспидной доски, исписанной длинными формулами, которые описывают законы гравитационного взаимодействия. «Холодно», – ласково обращается ко мне учитель физики. Он подходит и заботливо застегивает самую верхнюю пуговку на моем стеганом жакете, которую я обычно оставляю раскрытой. Сквозь очки с толстыми линзами, преломляясь и создавая эффект радуги, исходит свет его карих глаз. Словно паутиной, они окутаны уже вполне заметными морщинками. Опускаю взгляд на его ладони, которые от постоянного контакта с мелом приобрели несмываемый белесый оттенок. Кажется, это санскрит, мелькает в голове, когда я разглядываю гравировку на кольце. Тьма поглощает свет…

Я сижу на тонкой ветке дерева — непонятно, как она не обламывается подо мной. Откусываю кусок от зеленого, незрелого яблока. В нос бьет аромат лета. Волосы развеваются на ветру и прилипают к влажным от кислого сока губам. Я смеюсь и смотрю на брата, который, вытянув руку за большим и уже слегка покрасневшим плодом, старается не упасть. Попытка ему удается, он доволен и горд. «Холодно», – в его голосе сквозят ноткиразочарования. Он придвигается ко мне и застегивает маленький, едва заметный крючочек на льняной накидке, не понимая, что эта деталь женского гардероба служит скорей для красоты, нежели для утепления. Он совсем юный. Вроде еще ребенок, но в детских чертах лица уже проступает мужественность. Голос тоже начинает меняться. Мальчишеский фальцет уступает дорогу бархатистому баритону. Я разглядываю странные закорючки на кольце, что висит на цепочке вместе с крестом на его шее. Он день за днем примеряет его на большой палец правой руки в надежде, что взросление сделает свое дело и размер наконец окажется впору. Яркая вспышка ослепляет, и я ныряю во мглу. Тьма поглощает свет…

Меня окутывает тишина, нарушаемая лишь частым дыханием человека, находящегося рядом. Постепенно глаза привыкают к слабому освещению. Мы сидим на земляном полу в подвале. Я почти ничего не различаю в темноте, разве что его пылкий взгляд, который словно совершает акт любви с моим телом. Чувствую тепло его дыхания на своем лице, в животе появляется странное ощущение, похожее на щекотание крыльев тысячи бабочек. «Холодно», – шепчет он едва слышно, и запахивает шелковый платок на моей груди. Я целую его ладонь, взгляд фокусируется на кольце с гравировкой. Беззвучно произношу какое-то слово, скользя губами по его коже, мокрой от слез, что капают из моих глаз. Тьма поглощает свет…

Я проснулась, лежа на холодном паркете спальни, уже озаренной ярким полуденным солнцем. Голова раскалывалась с неистовой силой, словно накануне я получила сотрясение мозга.

Из зеркала на меня смотрело чужое лицо: уставшее, осунувшееся. Глаза украшали два припухших синеватых пятна, а неокрашенные корни волос, как я и ожидала, тронула седина. Не лучшая новость в двадцать семь лет.

Умывшись и выпив залпом стакан воды с лимонным соком, я включила ноутбук и приступила к поискам. Все время с момента пробуждения я прокручивала в голове нечто, невнятно произнесенное мной во сне. К сожалению, сложить из этих обрывков слово мне не удавалось. Первой буквой точно была «П» – я отчетливо помнила ощущение вырывающегося из легких воздуха, что разжимает сомкнутые уста. В середине – сочетание «ДЖ». Оканчивалось оно гласной – скорее всего «А» или «О». Слово было длинным, не известным мне ранее.