– Вы уверены, что вам нужно к нам?

– Не уверен.

– Тогда попытайтесь объясниться, что вы делаете около моих владений.

– Мне нужна Галина Голованова.

– Так это я.

Спокойная уверенность в себе сбивали Беркутова с толку. Одна, на огромном участке, лицом к лицу с незнакомым мужиком весьма сомнительного вида, так Беркутов подумал сам о себе, и никакого страха. «Может быть, в доме еще кто – то есть, муж там или еще кто», – оправдал он для себя ее беспечность.

– Садитесь, рассказывайте, – Галина жестом показала на скамейку с высокой спинкой. Тень от огромного, не меньше метра в обхвате дуба, закрывала скамейку и как – будто наспех сколоченный, стол. Беркутов послушно опустился на сиденье.

– Что рассказывать? – немного тупо спросил он. У него было чувство, которое он не испытывал и, в принципе, не мог испытать в жизни. Он чувствовал себя преступником на допросе, лихорадочно соображавшим, что можно говорить, а что нет.

– Вы что, боитесь?

Он боится! Не она, один на один с незнакомым мужиком, а он, обстрелянный и простреленный местами майор с милицейским стажем.

– Это как это?

Галина неопределенно пожала плечами. Ее поздний гость, как ей показалось, был явно не в себе. «Я еще пока могу ввести в шоковое состояние», – невесело подумала она. После смерти мужа интерес ко второй половине человечества резко пропал, и она думала, что навсегда.

– Не хочу показаться невежливой, но, может быть вы перестанете на меня так неприлично пялиться и скажете, наконец, зачем я вам понадобилась, и кто вы вообще такой?

– Я пялюсь? Вот что, дамочка, у вас какая – то мания величия что – ли, не знаю. А я из милиции, майор Беркутов, и пришел, вернее, приехал из города, чтобы сообщить вам о том, что случилось с вашей дочерью, а вы тут! – Беркутов вдруг прикусил язык, вспомнив предупреждение Марины быть поаккуратней в словах. «Кретин!» – успел подумать он. Все, что произошло дальше, он потом вспоминал, восстанавливая в памяти поминутно. Лицо Галины, до этого такое живое, в одно мгновение превратилось в застывшую маску неопределенного цвета. Перед Беркутовым неподвижно сидела немолодая женщина со смертельной тоской в глазах. Не ужас, а какая – то покорность услышать самое страшное, готовность принять любые плохие вести, не заплакать, не показать слабость – вот, что было в ее напряженной позе. Вдруг она встала и отвернулась от Беркутова.

Такую прямую, вытянутую в струнку спину, Беркутов видел только один раз в жизни. Он вспомнил свой поход на балет в шестом классе. Они с матерью и сестрой сидели в первом ряду, и он никак не мог понять, что такого хорошего в этих танцах «на носочках». Стук деревянных «пробок» в пуантах балерин почти заглушал музыку и Егор, вместо того, чтобы следить за действием, смотрел только на балетные туфельки, издающие этот звук. Когда он поднял глаза вверх, перед ним оказалась такая же, как сейчас у Галины, прямая и неподвижная спина. Танцовщица застыла, вытянув руки вверх, и показалась Егору неживой. На миг ему стало страшно. Но уже в следующее мгновение балерина закружилась на одной ноге, как бы захлестывая себя взмахом другой ноги. Егор как завороженный смотрел на «ожившую» статую и позже вместе со всеми искренне аплодировал и кричал «браво». Потом мама объяснила ему, что это называется фуэте, от французского слова fouette – хлестать.

Неожиданно Беркутову захотелось дотронуться до этой неподвижной спины. Он уже встал со своего места, когда Галина вдруг повернулась к нему лицом. «Ого, как мы умеем владеть собой», – подумал Беркутов с легкой завистью. Сам он «возвращался» в себя после потрясений медленно и не так красиво.