– Сейчас всё брошу и пойду. – Резко вздёрнув вверх голову, с не меньшей резкостью заявила в ответ Джейн. И, пожалуй, Слоуну ещё повезло, что он не видел всю эту её демонстрацию ярости, а иначе бы у него вслед за её шеей, уже свою голову в сторону снесло.
Впрочем, ему и этого её ответа хватило, чтобы испугаться того, что её слова не разойдутся с делом, и она прямо сейчас всё с себя сбросит, а он, будучи так далеко, всего этого не увидит. Зато отлично всё это увидят те, кем напичканы все углы и пространства этого дома – сотрудники службы безопасности. И ладно бы только они одни. А вдруг в этот момент в окно из-за угла здания выглянет сам президент, и что тогда спрашивается, все увидят на лице президента. Испуг? Конфуз? Живот свело? Или что пожеланней для жёлтой прессы, заинтересованность?
И, конечно, Слоун, перед глазами которого в одно мгновение пролетели все возможные варианты поведения лица президента, где некоторые из них, при всём его уважении к личности президента, были прямо-таки недопустимые, закипел. И уж если на то пошло, то если президент не возьмёт в себя в руки и продолжит отпускать собой такие взгляды на Джейн, то пусть он не обижается, но Слоун обо всех этих его взглядах расскажет его супруге. А там уж он пусть сам перед ней отбрехивается, какие, мол, у него взгляды на современную политику, и какую занимательную роль должны играть в ней женщины.
Но ещё до этого, вроде бы не дошло, а всё это пока что только плод фантазии закипевших мозгов Слоуна. И Слоун всё же с собой собирается и, несмотря на своё огромное желание, высказать Джейн всё то, что он думает насчёт их отношений с президентом, сдерживается и даёт ей наполненный ядом ответ. – Лифчик хоть оставь. – Говорит Слоун, вызывая на себя огонь ярости глаз Джейн и представителей параллельной спецслужбы, Смита и Вольфа. Правда, ярость Смита и Вольфа была другого качества и свойства, нежели у Джейн – им претила такая предупредительность Слоуна.
– Если девушка сказала, что всё бросит, то пусть бросает. Она имеет полное право поступать так, как хочет. – Насупившись в сторону одного из экранов, на который шла картинка из одной из установленных по периметру здания президентского дома камер, так, и ещё очень нехорошо подумали Смит и Вольф по поводу этого зловредного типа, который плюс ко всем своим отрицательным качествам, к тому же оказался большим собственником.
– Бьюсь об заклад, что он ей даже не муж. – Опять не сдержался от переполняющих его чувств, Смит. Но Вольф не стал с ним биться об заклад, хотя прибить его был бы не прочь. А всё потому, что он в отличие от Смита, не имеющего таких скреплённых клятвами верности обязательств ни перед кем, имел их, и поэтому не мог ручаться за то, что именно это обстоятельство обосновывает независимость поведения той мисс. Ведь попробуй он только, перед лицом своей супруги, этим безмужним положением обосновать, по его неупомянутому нигде мнению, крикливое поведение всех этих лидерш женских движений, а вслух им высказанному мнению, проявление ими независимости своей женской позиции, то она ему быстро покажет, где она видела эту его позицию – сегодня спишь на диване, в прихожей!
И поэтому Вольф не стал так категорично спорить, а только спросил Смита. – А что муж, не человек? И он что, не может поступать так, как ему заблагорассудиться? – Что вызвало у Смита скол в его сознании и он, ничего не сумел ответить, только внимательно уперевшись взглядом в Вольфа. И так бы они, наверное, всё упустили, если бы из наушников до них не донёсся полный грубости голос Слоуна. – Стой, дура! – Услышав такое, Смит и Вольф мгновенно забывают о своих разногласиях или недоговорённостях, в общем, как кого больше устраивает и, быстро прикипают к наушникам, пытаясь разобраться, что там такого случилось, что тот гад, позволил такие крайности в адрес своей подопечной.