Майор Кляйн стоял у большого полукруглого окна. Держа в руке свой вечный бокал с коньяком, он внимательно рассматривал изрезанный колокольнями и башнями силуэт города.

Резко обернувшись, он кивнул гостю. Поставил бокал на стол. Полез в ящик. Вытащил пистолет «Вальтер». И вдавил его ствол в лоб Дантиста со словами:

– Не думал, что нам придется прощаться при таких обстоятельствах.

– За что? – сдавленно произнес Дантист.

– Мало того, что вы убили человека в доме у площади Всех Святых. Так еще сделали это настолько неумело, что вас описали свидетели.

– Я?

– Помните нашу договоренность насчет вранья… За что вы невзлюбили пана Стельмаха?

– Он был агентом польской контрразведки. Благодаря ему меня чуть не расстреляли.

– Это нам известно. Но он работал и на Германию. Кто вам позволил убивать без разрешения? – палец дрогнул на спусковом крючке.

– Я виноват. Дайте мне возможность доказать свою лояльность.

– О как. Это называется лояльность.

– Преданность!

– Ладно. – Майор положил пистолет на стол, опять подошел к окну – над городом на севере стоял столб дыма, что-то там горело, слышалась отдаленная стрельба. – Отныне никаких сведений счетов и убийств… Без моего ведома… Или хотя бы без уведомления меня.

– Больше никакого своеволия, господин майор, – произнес Дантист, а потом осторожно поинтересовался: – А что со свидетелями?

– Пусть вас это не волнует, – майор отошел от окна и устроился в кресле. – Вопрос решается. А теперь проработаем тактику вашего поведения в Организации. Меня тревожат некоторые тенденции…

Организацию лихорадило. После того как сотрудники НКВД взорвали в Роттердаме ее лидера – легендарного террориста Евгена Коновальца, фракции, которые удерживались воедино его стальной волей, начали тянуть одеяло на себя. В августе 1939 года руководителем ОУН объявили бывшего австро-венгерского и петлюровского офицера Андрея Мельника – родственника почившего в бозе вождя. Фракцию Бандеры это не устраивало.

В феврале 1940 года Дантисту довелось принять участие в собрании сторонников Бандеры в Кракове. Там Мельника обвинили в том, что он не принимал меры к агентам польской контрразведки в своем окружении, то есть фактически в предательстве. В результате вождем Организации провозгласили Степана Бандеру. Основным приветствием ОУН вместо старого доброго «Слава Иисусу Христу!» стало «Слава героям! Героям слава!».

Так образовалось две ОУН – ОУН (Б) (он же революционный), склонный к террору и насилию; и ОУН-М – Мельника, больше расположенный к компромиссным вариантам. К расправам и убийствам старый австрийский вояка был склонен не меньше Бандеры, только убивать предлагал с оглядкой, так, чтобы не спалить подполье на Западной Украине.

Ситуация была достаточно глупая. Теперь ОУН напоминал организм, чья голова поражена шизофренией, – тело вроде одно, руки, ноги тоже, но в голове два разума, потому организм шатается и идет вразнос. Все зависело от немцев – кого они больше полюбят. Те любили обе фракции и исправно снабжали их деньгами при соблюдении главного условия – устроить коммунистам в Галиции как можно больше проблем…

Между тем две части одного организма начали лупцевать друг друга. Бандера перетянул на свою сторону Службу безопасности ОУН – то есть ее контрразведку, которая принялась уничтожать мельниковцев. Те в долгу не оставались. Немцы возмущались нерациональностью такого подхода, но остановить резню, жертвой которой уже стали сотни человек, не могли.

Положение Дантиста в ОУН (Б) укреплялось. Он занимал разные должности, но главным был его авторитет как мастера боевых операций и конспирации. Постепенно он становился доверенным лицом руководства. И брался за самые отчаянные предприятия. Начал ходить «за линию», то есть на территорию СССР. Первый раз ему казалось, что живым ему не вернуться. Но постепенно привык. Видел, что настоящая работа именно там, на родной земле. А здесь – политиканский треп и красивые, но бесполезные воззвания: «Украинцы – это кровь нашей крови и кость нашей кости. Только украинцы имеют право на украинские земли и украинские имена и украинские идеи».