– Тогда почему ты борешься? Тут же тебе хорошо. Мы можем с тобой посидеть. Потом пойти на речку порыбачить. А после придёт мать и сварит ухи из улова.

– Заманчиво… Вот только…

"Здесь молятся Богу и Сатане –

Без хозяина трудно прожить".

Я поднялся и шагнул прямо в пламя печи. Последнее, что я увидел, как отец грустно покачал головой. А затем почувствовал, как в ребра впиваются ступеньки лестницы на третий этаж особняка.

От помех данные Системы не столько читались, сколько угадывались:

"Напряженность ментального поля Веры: 4,0621 РВ"

"Напряженность физического воздействия Веры: 4,4153 РВ"

"Количество Рабочей Веры: 0,8456"

Понятно… Кажется, моё здравомыслие решило перекрыть крышу сознания, и не улететь за границу мне позволил только иммунитет к Вере. Но Феникс ещё вымораживает споры, не давая моему физическому иммунитету просесть. Плюс спасибо опыту хождения по снам и выходов в астрал. Вот только надолго ли их хватит? Ненадолго. А после… можно будет надеяться только на других. А на них как раз надежды нет.

Я, покачиваясь, поднялся и, пристально следя за Брутом, продолжил движение. Множество образов плыли на краю зрения, разрывая сознание смешками и шепотом.

На середине лестницы запнулся и упал. Благо вполне удачно, хоть и съехал на несколько ступеней вниз. А может, и не на несколько…

Вместо сплетения мерцающих нитей грибницы взгляд уперся в рисунок персидского ковра. Знаете, с характерным цветочным узором, мягким ворсом и запахом бабушкиных пирожков. Оперевшись на него, приподнялся, осматриваясь.

Первое, что бросилось в глаза – хвост белой ласки, устремившейся к низенькому столику, заставленному фруктами как простыми, так и довольно экзотическими, а ещё десертами и прочей снедью. Вокруг стола расположилось с два десятка мужчин атлетического телосложения и модельной внешности. Вот только все они были немного не одеты – шифоновые и толком ничего не скрывающие шаровары трудно назвать одеждой. А прямо напротив меня, с другой стороны стола на горе подушек возлежала дама за сорок, размера эдак пятидесятого, одетая ничуть не более скромно. Слащаво улыбнувшись, она поманила меня пальцем…

– Миледи, я только за своим костюмом кролика и сразу вернусь, – и отправив её воздушный поцелуй, шарахнулся назад.

Иллюзия растаяла, и я облегченно выдохнул. Никогда не хотел оказаться жертвой чьих-то нездоровых сексуальных фантазий. Жалко только, что я вновь оказался у начала лестницы. Но Брут всё же успел добраться до стола и урвал кусок жареного мяса. Пока я приходил в себя, он его благополучно слопал и побежал дальше. Пришлось подниматься.

Я двигался.

Но как всё же красиво… уважаемый читатель. Да, я вас вижу, читатели. Я вижу, как вы выглядывайте из-за грибов, и эти взоры полны любопытства. Вы смотрите, но не видите, как этот дом позволяет невозможному осуществляться. Я вот почти научился летать… стоит лишь проследить за облаками спор. За Брутом…

Я шёл и чувствовал, как под моими руками и ногами пульсирует грибница. Она жила. Она дышала. И я, кажется, начинаю понимать всю её прелесть. Я нежно провёл рукой по голубоватой шляпке гриба, чувствуя тепло и благодарный отклик. Грибы – это же так восхитительно…

Плечом задел торчащий из приоткрытого дверного проёма похожий на сморчок гриб. И предо мной предстал фрагмент бесконечной вечеринки, где развлекаются до упада.

Каждый гриб – индивидуален и неповторим. Каждый гриб по-своему совершенен. Этот розовый. Этот квадратный в зелёную крапинку. А этот пахнет уединением. Но при этом грибы не одиноки. Они все связаны друг с другом. Они все части чего-то целого. Грибница поддерживает всех в равной степени. Питает всех. И просит лишь малую часть для поддержания целого. И каждый гриб способен на невозможное с поддержкой грибницы.