– Никто за тобой не пойдет, – тихо оборвал ее Рокко. – Давай начистоту. Фабиано дал возможность честно на кусок хлеба зарабатывать, вернул в Вирту покой и безопасность. Для людей это важно, а не музыка. Надо было раньше с тобой поговорить, да я думал, ты и так поймешь… Теперь времени мало. Брак с Гиацинто не поможет тебе ничем. Ты не успеешь оглянуться, а жизнь превратится в ничто. Если не хочешь за меня замуж – иди лучше в работный дом, от всей души советую. Там я, по крайней мере, не увижу, как ты в колоду безмозглую превращаешься.

Он видел на ее лице следы внутренней борьбы, но понимал, что борьба идет не там, где должна бы. Энрика просто ищет слова, чтобы скрыть обиду и досаду на него. Рокко вздохнул украдкой. Ну не получается у него говорить убедительно, увы… Ладно, пусть уж делает, что хочет. Авось, милостью Дио, как-нибудь и пронесет.

– Каток! Новый каток! – поднялся вопль.

– Поперло, – зевнул Рокко, увлекая Энрику к дальнему краю озерца. – Не бери в голову, все, закрыли тему. Ты сказала, я сказал. Не будем ссориться. Праздник все же…

Он вновь вспомнил о подарке, лежащем в кармане куртки, но не решился достать. Как-то жалко будет выглядеть. Лучше завтра. В честь, скажем, замужества.

Энрика, остановившись, обняла его за шею.

– Скажи мне что-нибудь ободряющее, – ворвался в ухо жаркий шепот. – Что меня все будто на похороны отправляют? Говорят, некоторые замуж с радостью идут…

Рокко похлопал подругу по спине:

– Синьора Моттола, все у вас будет – лучше не придумаешь… Какой ужас!

Энрика вздрогнула.

– Что? Что такое?

Не отпуская ее, Рокко ловким движением развернулся.

– Не могу на это смотреть. Ничего страшнее в жизни не видел. Ты видишь? Видишь?!

– Да что? – недоумевала Энрика.

– Нильса!

Страж порядка, сунув руки в карманы шинели, обходил по кругу новый каток, который уже заполонили юноши и девушки.

– Вижу. И…

– Шарф! – простонал Рокко. – Где он откопал такую отвратительную вульгарщину? Мало того что цвет девчачий, так еще и на таком здоровяке смотрится… Ужасно!

Почему-то Энрика напряглась в его объятиях, но тут же расслабилась. Засмеялась.

– А еще на нас с завистью смотрит Ламберто, – сказал Рокко. – Все, хватит руки распускать, отпрыгни-ка. А то ишь – как обниматься, так со мной, а как замуж, так за…

– Эй, Рокко! Да ты, никак, возлюбленную у меня отбить собрался?

Энрика скользнула в сторону от Рокко и нашла взглядом улыбающегося Гиацинто. Все в том же безукоризненном глухом пальто он стоял чуть поодаль. На ногах у него коньки – свои, не напрокат взятые. Вот он властно вытянул руку, и Энрика подъехала к нему, взяла ладонь.

– С праздничком, Гиацинто, – мрачно сказал Рокко. – Что ж не рассказал? Я бы вам подарок приготовил.

– Взаимно, Рокко. – Холода в голосе Гиацинто ничуть не меньше. Кажется, даже пар изо рта не идет. – Нам и без подарков хорошо будет. Да, любовь моя?

Энрика, покраснев, что-то забормотала. Жалкое зрелище… Рокко поморщился.

– Можно тебя на два слова, Гиацинто?

Сын жреца приподнял бровь. До какой же степени у него каждое движение – будто нарисовано! Даже мерзко.

Гиацинто повернулся к Энрике:

– Подожди меня немного, любовь моя. Я скоро.

Он приподнял ее голову за подбородок, поцеловал в щеку, и коньки будто сами по себе двинулись в сторону Рокко, унося монолитную фигуру владельца.

Убедившись, что Энрика не услышит разговора, Рокко негромко сказал:

– Ты что задумал, а?

– Жениться. А почему тебя это смущает? – Как же сильно хотелось Рокко одним ударом сбить с его лица улыбку! А лучше не одним…

– Потому что ты нашел единственную девушку, которая тебе на пушечный выстрел не нужна, вот почему.