.

Неумеренное потребление алкоголя было свойственно и рабочему классу. На то было несколько причин. Во-первых, число рабочих стремительно росло. После отмены крепостного права и начала индустриализации в Петербург хлынули вчерашние крестьяне. По сословной принадлежности более половины петербуржцев относилось к крестьянам. Множество обитателей окраин приехали из Новгородской, Псковской, Петербургской, Тверской, Ярославской, Смоленской и др. губерний. В основном это были молодые бессемейные мужчины. Их доход от работы на фабрике был больше, чем они могли заработать в деревне, но алкоголь являлся едва ли не единственным способом быстро отдохнуть и расслабиться после многочасовой однообразной физической работы. Досуг такого «фабричного крестьянина», еще не порвавшего окончательно с деревней, был примитивен, его олицетворял трактир или кабак.

Еще одну причину развития пьянства принято видеть в распаде прежнего уклада жизни. Городской воздух – это воздух свободы. Он пьянит и веселит сам по себе, а алкоголь делает это чувство более острым и насыщенным. В мегаполисе ты одинок, но зато никто не следит за каждым твоим шагом, не учит жизни, не осуждает за то, что ты не живешь так, «как заведено».

Способствовала росту пьянства и винная монополия, введенная в 1897 г. «Казенки», как называли винные лавки, торговавшие водкой, приносили огромные прибыли государству, но делали потребление спиртного более массовым и будничным. «Красненькая» (водка более низкой степени очистки, стоившая 40 копеек) и «беленькая» (в полтора раза дороже, лучшего качества) свои названия получили по цвету пробок. В «казенках» продавались «четверти» – бутылки емкостью четверть ведра (3 л)[14], «сороковки» (0,3 л), «сотки» (0,2 л) и «мерзавчики» (0,06 л за 4 копейки). По воспоминаниям Д.А. Засосова и В.И. Пызина, «в лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой, или покупали здесь же у стоящих горячую картошку, огурец»[15].

О Петербурге как месте спаивания простого народа можно судить по ходившей среди обывателей песенке:

Четвертная – мать родная,
Полуштоф – отец родной,
Сороковочка – сестрица
Научила водку пить,
Научила водку пить,
Из Питера домой ходить[16].

Большинство рабочих проводило свой досуг в трактирах. Там они могли пообщаться за выпивкой и едой, там отвлекались от тягот заводской жизни. И пропивали большую часть получки. Трактирный досуг был тем более популярен, что большинство рабочих не имело своего угла. Как показывают материалы обследований рабочих жилищ, на рубеже XIX–XX вв. на одного человека в среднем приходилось от четверти до трети кв. саж. площади (1,1–1,5 кв. м), а в каждой комнате в квартирах размещалось до 20 человек. Естественно, живя в перенаселенных фабричных казармах (где запрещалось иметь даже собственный самовар) или угловым жильцом в перенаселенной квартире, человек в свободное время «пойдет в кабак, пойдет к знакомым, пойдет во двор. Только, наверное, не останется в своем жилище, где ему предоставляется ровно столько места, сколько нужно, чтобы лежать»[17].

Неустроенность и скученность на небольшом пространстве лиц разного пола и возраста, не связанных родством, находящихся вне привычного контроля деревенского сообщества, негативно сказывались на нравах и досуговых привычках рабочих. Именно там процветали не только пьянство, но и хулиганство, страсть к азартным играм, сексуальная распущенность и т. п.