Я – часть той силы, что вечно хочет зла… Гёте так восхитился моими словами, что решил приписать их себе, когда творил своего Фауста. Но сейчас не об этом.

– Антон Сергеевич, вы не переживайте. Я вас заберу отсюда. Отвезу к папе. Папа будет очень рад, да? А эту чертову больницу, мы с вами раком поставим. Ага. – Бубнил без остановки полицейский.

Мы с ментом стояли на приличном расстоянии от Маркова С. А., соответственно, патологоанатом не слышал деталей нашего разговора. Хотя очень старался. Вытягивал шею, крутил головой, пытаясь разобрать, о чем идет речь. Еще пару минут и человек решит вмешаться, а это будет крайне неуместно.

Поэтому я не стал затягивать, сразу перешел к тому, что всегда работает идеально – усмехнулся, затем снова посмотрел в глаза Иволгину и медленно, тягуче произнёс:

– Чего ты желаешь больше всего на свете, капитан? Скажи мне. Произнеси свое желание вслух.

– В смысле? Прямо желание? Настоящее? – Растерялся Иволгин.

В следующую секунду он «поплыл». Его глаза затуманились, дыхание замедлилось. Немного. Совсем чуть-чуть.

Это – эффект от моего Флёра. Люди слишком слабы, чтоб выдержать его, они сразу впадают в состояние похожее на эйфорию. И неважно, что сейчас я в обычном человеческом теле. Неважно, что у меня нет тех возможностей, которые имеются дома. Мое имя – Лучезарный, сила всегда при мне.

– Чего ты желаешь сильнее всего, капитан? – Повторил я, гипнотизируя мента взглядом. – Давай, расскажи свои самые потаённые, самые грязные мыслишки.

– Сонька… Сонька, сука, достала. Сил нет никаких. – Иволгин снова перешел на шепот. Он смотрел на меня, как кролик на удава, и не мог оторваться. Не хотел отрываться. – Я ради нее Машку бросил. Мы с Машкой двадцать лет жили душа в душу… А тут эта появилась. Сиськи, жопа… Молодая. Вся из себя такая секси. Ну и понесло меня. Машку бросил. Выгнал на улицу. На Соньке женился. А теперь совсем спасу нет. Она же, сука, оказывается на квартиру в Москве повелась, на денежки. Я взятки беру. Да…

Капитан резко осекся, уставившись на меня стеклянным взглядом. Лицо его стало растерянным. Видимо, даже под действием Флёра, который в данный момент окутывал полицейского словно кокон, ментовской мозг с трудом сообразил, что озвучивать подобные признания постороннему человеку немного странно. С чего бы ему вообще говорить о своих грешках какому-то мажору? Однако уже в следующее мгновение взгляд Иволгина снова затуманился и он продолжил каяться:

– Взятки, ага. Смотря какой вопросик. Если попроще, так и полтинника хватит. А если нужно решать через чины повыше, то не меньше пары сотен. Мигранты там всякие. Понимаешь, да? Или тут вот недавно одному парню надо было характеристику отличную написать. А парень – клейма негде ставить. В общем, Сонька, сука, со мной из меркантильных интересов связалась. А теперь пилит, пилит, пилит… Все ей денег мало. То на ноготочки, то на платьишко, то на поездку в Дубай. В Дубай! Я сам, между прочим, дальше Анапы хрен бывал.

– Что ты хочешь, Иволгин? – Пришлось перебить капитана.

Его изрядно понесло. Если не вмешаюсь, он мне вообще все грехи расскажет. А я не судья. Это не моя роль. Я – наказание.

– Чтоб не было Соньки. Желаю, чтоб глаза мои её не видели…

Он хотел что-то добавить, но я резко хлопнул его по плечу, не давая пуститься в рассуждения.

– Отлично, капитан. Твое желание услышано. Ты, давай, тут посиди, пока мы с Марковым С. А. свалим из больницы. Договорились? Посиди, подумай. Вон, на каталочку можешь прилечь, кстати. Вижу, уморился. Она не особо удобная, поверь на слово, но сдаётся мне, ты бо́льшего не заслуживаешь.