– Не может быть.

– Что значит – не может быть? Ты небось думаешь, что Шварценеггер сам себе такие мышцы накачал? Да нет – приехал в Голливуд из своей Австрии, сразу обратился к медикам. Ему какие-то мышцы пересадили, какие-то стимулировали к росту. Вот и получился этакий терминатор. Конечно, потом ему пришлось регулярно форму поддерживать в тренажерном зале.

Вероника, увидев растерянность и недоумение Дениса, от души расхохоталась:

– Доверчивый ты наш! – и продолжила, видимо, наболевшую тему: – А для того чтобы стать моделью, кроме высокого роста и худобы, уже вообще практически ничего не надо. Только богатый спонсор.

– У тебя, наверно, был конфликт с женой того бизнесмена? – поинтересовался Денис. – Сцены ревности устраивала? Скандалы в общественных местах?

– Если и ревность, то весьма своеобразная.

– То есть?

– Да не интересуют ее мужчины совсем. Лесбиянка она.

– Зачем же замуж выходила?

– Из-за денег, разумеется. Деньги и общественный статус. Что ей делать-то, после того как в тираж выйдет?

– А балерины что делают? Ведь у балетных артистов тоже век недолгий.

– Ну по-разному. Отдельные танцуют на сцене до семидесяти лет. Ты как считаешь, очень приятно смотреть, как старая женщина пытается стоять на пуантах? Да пусть она хоть трижды великая балерина, но устраивать подобные шоу пенсионеров – это уж слишком на любителя. Надо смотреть правде в глаза. Как ты думаешь, для чего искусство балета изначально было придумано?

– Для красоты, наверное.

– Вот именно. Чтобы на хорошеньких женщин в облегающем трико смотреть. Раньше, когда юбочка приподнималась хотя бы до колена, – уже была сенсация. Искусство балета – эротическое искусство. Про это все забыли.

– Наверное, ты права, – пробормотал Денис, подумав, что в классическом балете действительно мало эротики.

– Просто русская балетная школа последние несколько десятков лет развивалась в атмосфере советского ханжества, поэтому и довели бесплотность всяких виллис-лебедей до крайней точки.

– Про бесплотность поподробнее, пожалуйста.

– Знаешь, какое самое страшное ругательство в хореографическом училище? «Что это за мюзик-холл?!» – Вероника передразнила грозный окрик балетмейстера. – Между прочим, мюзик-холл и кабаре там всякие – это захватывающее зрелище. А балет теперь нужен только горстке замшелых старушек. Дожили.

– Может, и такой элитарный вид должен существовать?

– Знаешь, что бы эти критики ни писали про мою технику, стиль и так далее, они не понимают главного. Именно я возвращаю балет массовому зрителю! Потому что на воблу сушеную в балетной пачке, как бы она фуэте ни крутила и арабеск ни держала, нормальный человек смотреть не пойдет. А я огромные залы собираю. «Россию» в Москве, «Октябрьский» в Питере!

Похоже, что у Вероники взгляды на искусство балета серьезно расходились с мнением старушек-балетоманок типа Анастасии Аполлинарьевны. Положа руку на сердце, Денису была понятнее и ближе эффектность Вероники, а не чистота балетных позиций.

– Пойдем перекусим что-нибудь?

– Как же ты без мамы готовишь?

– Зачем готовить-то? Сейчас все приличные московские рестораны доставляют блюда на дом. Позвоним куда-нибудь. Ты проголодался?

– Да мне как-то неловко при тебе наедаться. Ты же на этой своей концлагерной диете.

– О, тут тоже свои секреты есть. Если бы я в точности следовала диете от Арден, то я бы не маму напрягала готовкой, а из Америки самолетом заказывала. В общем, не волнуйся за мою диету. Если бы на меня могло повлиять то, кто и что ест рядом со мной, мне бы не удалось стать звездой. Какую кухню предпочитаете, господин сыщик?