В ту ночь я потерял больше, чем просто хорошего друга. Я потерял брата. И неважно, как Майкл старался унизить меня все последующие годы, пытаясь доказать, что в сравнении с ним я ничтожество. Как он старался и учился, чтобы стать лучшим в классе, пока я получал награды за соревнования по фехтованию и умению ездить верхом. Мы оба силились доказать свое превосходство.

«В один прекрасный день все увидят, какой ты на самом деле, Себастьян. И никакое количество денег, никакие титулы и статус не помешают людям понять то, на что я потратил слишком много лет. Без своего дяди ты никто. Ничтожество».

Даже теперь слова Майкла бередят рану, которая никогда не заживет.

Мне следовало сказать ему, что тот поцелуй после танца был моей виной, только моей виной. Я ведь понимал, чем это может обернуться, и я могу быть выше подобной чепухи. Убеждал себя, что Майкл простит мне эту шалость, как прощал прежде другие. Я ошибся.

Однако теперь я скорее сгорю в Аду, чем признаюсь, что был не прав. Особенно чем принесу извинения святоше Гримальди.

– Ты знаешь, почему нас называют Падшими? – Никодим внезапно останавливается посреди подтопленного отрезка пути, заставляя меня прервать мрачные размышления.

Если бы я все еще был смертным, то, скорее всего, для начала бы задумался над своим ответом. Однако учитывая, что теперь мне нечего терять, я отвечаю первое, что приходит в голову:

– Я никогда не встречал скромных вампиров, так что мне остается лишь думать о том, что это как-то связано с Люцифером, который стал падшим ангелом.

Никодим разворачивается на месте. Меня выводит из себя то, что ему до сих пор удается выглядеть гордо и властно, несмотря на тот факт, что его темные штаны и трость перепачканы грязью.

– Это самая распространенная версия, да, – говорит он, и его губы складываются в узкую линию. – Однако не единственная причина.

Я молча жду продолжения.

Он идет дальше, уверенно и целенаправленно.

– Тысячу лет назад Сильван Уайль и Сильван Вальд не были разделены, – начинает свой рассказ он так тихо, что обычный человек его едва бы услышал. – Они были единым целым. Место с именем, которое мы больше не произносим, ибо старое имя приносит слишком много печали и боли. Единым королевством управляли король и королева, которые восседали на рогатом троне. Смертные из другого мира пели колыбельные своим детям, рассказывая о том месте, а поэты сочиняли о нем сонеты, восславляя его. Тир-на-Ног, Страна фей, Асгард, Долина Луны, – всевозможные причудливые имена давали тем землям в течение многих сотен лет. – Я слышу в его голосе улыбку. – Однако для тех, кто жил там, это место звалось просто домом. – Явная тоска теперь смягчает его серьезный голос.

Я ничего не отвечаю, хотя очень хочу узнать больше. Мой дядя никогда не рассказывал мне о своем прошлом, лишь вскользь упоминал о некоторых общеизвестных фактах. Я помню, как однажды моя сестра, Эмили, упрашивала Никодима рассказать ей о загадочном Другом мире, о том, каким он был до того, как вампиров и оборотней отправили в Изгнание. Просила его описать замки, вырезанные изо льда, и леса, погруженные в бесконечную ночную мглу. Он со смехом отказал ей тогда. С жестоким смехом.

И ради нее сейчас, во имя своих воспоминаний о ней, я не стану просить его продолжать.

Никодим уверенно продвигается дальше по тьме, в сторону островка теплого света, мерцающего вдалеке. Мы проходим мимо рощицы ниссовых деревьев с изогнутыми стволами, мимо стервятника, который выгибает шею, чтобы взглянуть на меня со своего местечка на скелетообразной ветке, его немигающий взгляд останавливается на мне. Справа от меня в болоте притихли аллигаторы, а лягушки-волы квакают свои гнусавые мелодии.