Теперь – о наших табачных «спонсорах» и собеседниках в «Сан Исидро».

Дон Висенте Хименес. Этот хромой старик с костылём и в очках имел строгий и крутой нрав. Он мало с кем общался, тем не менее проявил к нам интерес. Хотя мы его о том, как правило, не просили, он угощал нас сигаретами «Фортуна» по нескольку раз на дню, а один раз даже дал денег на целую пачку. Опять-таки без нашей просьбы – если бы мы попросили у него денег, он бы наверняка не дал. Также он иногда давал монеток и посылал нас к кофейному автомату, чтобы мы принесли кофе ему и нам. Он подолгу беседовал с нами – мало кому он разрешал сесть за занятый им в салоне столик – и настолько проникся к нам доверием, что показал нам, в числе прочих документов, свою банковскую книжку, из которой мы узнали, что ему платят пенсию немногим более 50 тысяч песет в месяц (что в несколько раз меньше средней испанской заработной платы).

В прошлом дон Висенте Хименес был моряком на торговом судне и посетил многие страны Европы вплоть до Финляндии и Эстонии. В России он не был. Из альберга он выходил только раз в месяц – за пенсией.

В тот день, когда мы навсегда покидали «Сан Исидро», дон Висенте душевно попрощался с нами и подарил тысячу песет, что для нас тогда, на полном безденежьи, было как манна небесная. Вот какой прекрасный человек дон Висенте Хименес.

Ираки, кубинец и голубец. Иракец, живший в альберге, тоже иногда угощал нас сигаретами. Ираки, то есть по-испански «иракец», был плус абсолютно невыразительный. Вечерами он, как и все, сидел в салоне, курил, тупо смотрел в телевизор и чесал своё брюхо. Тогда мы с Шоссом сидели без гроша, и он, несомненно, зная о том, мог бы сообщить нам о возможности устроиться продавать благотворительную газету «Фарола», которую он, как мы узнали впоследствии, продавал.

Один из кубинцев, старый и хромой, тоже иногда беседовал с нами и раз в день давал сигарету «Дукадос». Пенсию он получал всего 30 тысяч в месяц. Как и дон Висенте, он никуда не выходил из альберга. Во время разговора с ним я как-то, чтобы его повеселить, сказал расхожую фразу:

– Куба – си, янки – но.

– Американцы – собаки, – помолчав, без улыбки сказал старый кубинец.

Голубец, молодой испанский плус, которого мы назвали так потому, что он носил голубую рубашку, а не в связи с чем-то ещё, тоже нас выручал. Он был «кухонным придурком», то есть, вместе с несколькими другими плусами, носил еду с кухни в лазарет. (Однажды мы с Шоссом по просьбе персонала тоже таким образом «придурялись»). Особенно щедр он бывал выпивши, что с ним иногда случалось.

Персонал. Из работников альберга – я имею в виду уже не плусов, а персонал – с особой симпатией относился к нам Самуэль, высокий весёлый испанец лет 25. Он, хотя сам не курил, стрелял для нас сигареты у своих коллег. Самуэль с интересом расспрашивал нас о России. В частности, он, как и «наш» первый полицейский, задал нам вопрос, есть ли у нас намерение остаться в Испании. Конечно, он спросил это просто из любопытства. Ведь действительно не совсем ясно, что делают двое русских туристов в мадридском приюте для бедных, и какие у них планы.

С Самуэлем обычно дежурила также очень добродушная девица. Как её зовут, мы не знали. Запомнился нам ещё, как мы его прозвали, Жирняк – молчаливый плотный испанец средних лет. Когда он заступал на дежурство, то немедленно вызывал Шосса по трансляции на вахту, где давал ему указание переселяться с матрасом и всем барахлом в другую спальню. В следующий раз Жирняк снова вызывал Шосса, и тому приходилось перетаскивать всё обратно. Неясно, с какой целью. Однако в конце концов Жирняк переселил Шосса туда, где жил я, и больше его не трогал.