Глухой удар, мелькнуло черное пятно. Прямо перед его глазами. От неожиданности Иван дернул рулем, и машина вильнула, едва не провалившись в глубокую колею, оставленную егерским грузовиком. Изломанное сине-черное крыло дернулось и пропало за левой стойкой. На месте удара осталась паутинка трещин и красное пятно, к которому прилиптемно-серый, почти черный, пух.
Иван отпустил руль и развел руками.
– Ну ютить же вашу мышь!
Интересно, страховка покрывает последствия ДТП с участием мерзкой птицы? Лобовое стекло с подогревом стоит немалых денег, и страховая компания, и без того до неприличия жадная, начнет задавать слишком много вопросов, намекая на то, что здесь не страховой случай и ему следует делать замену за свой счет и впредь разгонять птиц веником.
– Дерьмо на палке, – пробормотал он.
Впереди виднелись строения, спрятанные в густой зелени. Деревня, через которую он собирался проехать без остановок. Не вышло. Перевал утомил его до той степени, когда хочется оставить машину и несколько часов не приближаться к ней. Резкий подъем отразился на барабанных перепонках, в висках бешено колотилась кровь. А теперь, вдобавок к дергающей головной боли, гнусная птица решила самоубиться именно об его машинку.
Иван протянул вперед и свернул на обочину. Заглушил двигатель, закрыл глаза и откинулся на сиденье. Запах сирени проник в салон, неожиданно вызывая ностальгические воспоминания, когда в далеком детстве он рвал сирень для дворовых девчонок.
Через некоторое время головная боль чуть притихла, и он смог разлепить веки. В глазах взорвался фейерверк белых вспышек, затем зрение приняло привычную четкость. Иван потянул ручку двери, намереваясь выйти, и в этот момент услышал истошный вопль, от которого мигом забыл о головной боли.
2
Вопль прокатился по долине, ему вторило долгое эхо, отраженное от гор. Иван приоткрыл дверь и прислушался. Скол на лобовом стекле внезапно перестал его тревожить, а желание сделать пару снимков на фоне долины резко пропало. Ему расхотелось выходить из машины.
– Молотком по пальцу? – предположил он вслух, оглядываясь по сторонам. – Большим молотком по пальцу. Или по яйцам.
Очень нехороший крик. Прекрати ёрничать.
Так кричат от ужаса, приправленного сильной болью. И вроде болевой шок, но внешний вид травмы настолько ужасен, что мозг обходит шок с фланга и подает сигналы кричать. Иван как-то видел, как солдату оторвало ногу ниже колена, а вторая нога превратилась в размазанное по бетону месиво. Солдат верещал, как дикарь. Что-то похожее сейчас он и услышал. Сейчас владелец истошного крика наберет полную грудь воздуха, оценит масштабы трагедии, наивно полагая, что ему показалось и стоит ему моргнуть, как наваждение исчезнет, и начнет по новой голосить на всю округу. Чуть позже, если ему не повезет и он не потеряет сознание, начнет звать маму и бога.
Новый вопль взорвал сонную тишину и Иван кивнул. По десятибальной шкале боли Вонга-Бейкера одиннадцать или двенадцать.
Ничего странного не видно. Умиротворяющая картина лесной чащи, пульсирующей при каждом дуновении ветра. Впереди светлеет стена дома. Местных жителей тоже не видно.
Еще один крик, столь страшный в своем хриплом надрыве, что по спине пробежала дрожь. Крик резко оборвался, секундная заминка, а затем десятки агонизирующих голосов, наполнили долину. Как будто совсем рядом проходит фестиваль боли.
А затем, как по приказу, взорвались ором собаки, коровы, овцы, козы… Вся живность в округе сошла с ума и принялась голосить.
Иван вжался в кресло и нажал на кнопку центрального замка.
Какого хрена ты замер? Не думаю, что будет благоразумным выяснять природу этой жути. Оружия у тебя нет, так что давай-ка тихо сваливать отсюда.