В своих объяснениях я в основном ссылался то на личную забывчивость, то на руководящие указания Николая Степановича, настоятельно рекомендуя своему дознавателю привлечь к нашему диалогу и моего генерала-начальника, способного подтвердить правдивость даваемых показаний, но таковые рекомендации жестко игнорировались, и я начинал понимать, что мой всемогущий покровитель, видимо, влип в какую-то историю, одновременно затянув легковесным перышком в ее крутую воронку и меня, грешного…

Из письменного стола Иван Константинович достал какие-то бумаги.

– Ваша подпись?

Да, подпись была моя. На всех бумагах без исключения. Но только машинописные тексты над подписью были в диковинку:

«Получено пятьдесят тысяч долларов…»

«Тридцать тысяч долларов…»

«Шестьдесят две тысячи долларов…»

И так далее.

– Я не получал этих денег!

– Подпись ваша?

– М… да.

– Так вы что, подписывали чистый лист?

– Ну… в общем… Николай Степанович сказал…

– Вы на Николая Степановича не ссылайтесь, вы о себе, пожалуйста… И подробнее.

– Он сказал: ты подпиши, а документ я заполню.

– Но вы же не придурок вроде…

Тут я ответил так:

– Вопрос не в том, придурок я или гений. Вопрос в том, что Николай Степанович – генерал, не терпящий обсуждения приказов.

– Хорошо. А откуда появились тридцать пять тысяч долларов на вашем счете в банке?

– Мне их дал Николай Степанович, – не моргнув глазом, продолжал я дудеть в самую надежную дудку. – На возможные непредвиденные расходы.

– Вот так сразу – взял и дал. Тридцать пять тысяч.

– Не сразу. Частями, время от времени. Он говорил, что это наш оперативный стратегический запас.

Я врал, уже веря самому себе. И все валил на бывшего своего начальника, сознавая: казнокрад Николай Степанович, конечно же, для моего следователя абсолютно и категорически недоступен и, возможно, плавает сейчас в своей панаме неторопливым брассом в бассейне какого-нибудь роскошного отеля, расположенного на берегу океана в штате Флорида, предоставив мне отдуваться за весь его финансово-агентурный аферизм…

– То есть вы понимаете, о какой сумме идет речь? – спросил Иван Константинович с ощутимой угрозой.

– Не понимаю.

– О сумме более миллиона долларов.

– Извините, но тогда я парюсь здесь за чужие радости.

– Выбирайте выражения.

– Я их как раз и выбираю. Самые доходчивые.

– Анатолий, вам придется у нас задержаться.

– На каком основании? – мягко вопросил я.

Иван Константинович помедлил, затем со вздохом произнес:

– Я буду откровенен, Толя. Вы взрослый мальчик, понимаете, с кем имеете дело, и уж, конечно, сознаете, что данную историю нам надо прояснить до конца. Поэтому предлагаю вам или сотрудничество, или конфронтацию. Как скажете, так и будет.

– Сотрудничество, – не утрудившись раздумьем, изрек я.

– Еще одно доказательство, что вы не придурок, – констатировал мой следователь. – А теперь позвоните маме на работу и сообщите, что вы уехали на три дня к школьному приятелю на дачу.

Из ящика стола он извлек трубку радиотелефона. Я в точности исполнил его приказ.

Далее – началось! Нескончаемые допросы, полиграф, снова допросы…

Скоро ситуация прояснилась для меня окончательно: я проходил в качестве свидетеля во внутреннем расследовании шпионским департаментом финансовых махинаций Николая Степановича, причем поначалу фигурировал как соучастник преступного сговора и доверенное лицо перерожденца в генеральском мундире, но во мне быстро, что называется, разобрались, и по прошествии третьего дня Иван Константинович передал мне заклеенный почтовый конверт, не отмеченный никакой надписью, но явно содержащий некие бумаги.

– Ваша трудовая книжка, – пояснил он. – Вы уволены с работы по сокращению штатов.