– Верни его. Я ничего не понимаю. Если хочешь со мной что-то обсудить, то, пожалуйста, говори по-английски. Или верни Джима.

– Он ушёл, чтобы не мешать нам, – радостно уточнил парень, – И правильно сделал. Знаешь, что я хотел сказать тебе? – принял он, вдруг, серьезное выражение лица, – Ты очень мне нравишься, – произнес проникновенным тоном, – Я, как увидел тебя в первый раз, ещё тогда, в кабинете твоего отца, так сразу понял, что, ты, будешь моей. Ты, очень красивая. Ты, даже сама не понимаешь, какая, ты, красивая. Ты, понравилась мне с первого взгляда. Я очень боялся, что, ты, не придёшь, потому что у тебя уже кто-то там есть. Но, ты, пришла. И я очень рад этому. Даю тебе честное слово, что, ты, станешь для меня самым значимым человеком в жизни. Мы всегда будем вместе. Ты, меня слышишь? Ты, меня понимаешь?

Лиза не поняла точного значения обращенных к ней слов, но общее направление мысли, облаченное в интонацию, до неё дошло сразу. Это её несколько озадачило. Сидящий перед ней парень, явно объяснялся ей в своем отношении. Она ему нравилась. Это она поняла. Нравилась даже такой, какой являлась в настоящий момент. Хотя, для него это большого значения не имело. Поскольку он больше знает её другой, если, конечно, он тот, кем она его полагает. И если он – это действительно он, то в этом нет ничего удивительного, ибо по сути своей она прекрасна, и между ними давно уже всё оговорено в полной мере. Тогда зачем дальше притворяться? К чему эти личины? Может, было бы проще вернуться и обсудить сложившуюся ситуацию так, как это принято в нормальном, цивилизованном обществе? Спокойно, без лишних эксцессов, тем более, что она в полной мере усвоила преподнесенный урок и сделала правильные для себя выводы. Что следует, хотя бы из того, что она сидит здесь и внимательно слушает эту белиберду вот уже без малого тридцать минут.

– Зачем эта комедия? – вырвалось, вдруг, из нее, – Я согласна вернуться к тебе. Давай просто вернемся домой. Я не хочу больше здесь оставаться. Мне страшно. Пожалуйста.

Словно почувствовав настроение девушки, Николай ещё больше притушил звучание своего голоса, бережно взял её руку и поцеловал. Затем ещё раз. Она не сопротивлялась. Она смотрела на него так, как смотрят на дорогой, бесполезный подарок, принимая его, но, не понимая, для чего, собственно говоря, он нужен.

Кафе они покидали вместе, почти по-дружески. После третьей чашки крепкого кофе, после перенесенных волнений и потерь, у неё сильно разболелась голова. Она шла, погруженная в эту боль, почти бессознательно, туда, куда он её вёл вдоль улицы. Он же непрестанно о чем-то рассказывал, размахивал руками и тыкал пальцем в припаркованные автомобили. Что он имел в виду, Лиза не понимала и даже не пыталась понять. Она отдалась воле Судьбы, утратив всякую надежду как-либо противиться или бороться с ней. Она сломилась. Сила намного могущественнее той, какой она обладала, раздавила её окончательно, как грузовик жабу. Ну, так и путь оно будет так, как оно будет.

Тем временем парень посадил её в какой-то пропыленный насквозь автомобиль и куда-то повез. За окном мелькали дома, деревья, машины, люди. В салоне пахло бензином и старыми тряпками. Внизу непрестанно что-то громыхало и позвякивало. Он всё время болтал, перекрикивая дребезжащую из динамика музыку, а ей хотелось просто прилечь на заднем сиденье и умереть, тихо и спокойно, так, чтобы никто не видел и никто не мешал.

Наконец, машина остановилась во дворе какого-то дома. Музыка смолкла, громыхание прекратилось. Он открыл дверцу, помог ей вылезти из салона, и повел к какому-то подъезду, мимо помойки, через длинный шлейф отвратительных запахов, исходящих от распаренных солнцем пищевых отходов. Потом последовала тёмная лестница и его горячий поцелуй прямо в губы перед какой-то железной дверью. За ней оказался узкий коридор и вот она уже лежит на кровати, а он, осыпая поцелуями её онемевшие руки, снимает с неё эту отвратительную, вульгарную блузку, стягивает старые джинсы, наваливается сверху и делает то, что положено делать только законному супругу. Но ей всё равно. Она не издала ни единого звука. Раз так предопределено то, пусть так и будет. Пускай он, безжалостный и великий, наслаждается её телом и радуется блестяще одержанной победой над беззащитной, бедной девушкой. Пускай торжествует над раздавленной её жизнью.