Нарушил молчание адмирал Милан:
– Мы здесь немножко задержались, полковник. Садитесь, мы скоро заканчиваем.
– Да, сэр, – отозвалась Танака и села.
Адмирал Милан взглянул на стоящего лейтенанта – Россифа, согласно именной нашивке, – и кончиком пальца начертил в воздухе кружок. Закругляйтесь.
– Система Гедара. Население не дотягивает до двухсот тысяч. Высокая концентрация расщепляемых материалов в верхних слоях коры, так что они там в последние годы пытались наладить глубинную добычу ископаемых. Сельское хозяйство существует, но до самодостаточности им еще десятки лет.
– Провал? – спросил адмирал.
– Двадцать три минуты одиннадцать секунд, – ответил Россиф. – Полный провал в сознании. Несколько погибших, некоторый ущерб инфраструктуре. В основном автомобильные аварии или падения с высоты. Согласно журналам, за несколько секунд до провала в кольцо вне графика вошли два тяжелых грузовика – отправились к летучим голландцам.
Доктор Очида прокашлялся.
– В этот раз отмечена одна странность.
– Более странная, чем всеобщее отключение мозгов на двадцать минут? – заинтересовался адмирал Милан.
– Да, адмирал, – ответил Очида. – Приборы показывают за время события еще потерю времени нового типа.
– Объясните.
– Сокращение, – сказал Очида. – Свет ускорился.
Адмирал Милан почесал шею.
– Мы по-разному понимаем слово «объясните»?
Танака сдержала улыбку.
– Проще говоря, скорость света есть функция от базовых характеристик вселенной. Скажем так… Причинно-следственные связи быстрее всего распространяются в вакууме. В Гедаре на двадцать с чем-то минут природа пространства-времени изменилась таким образом, что увеличилась скорость света. Световой лаг от кораблей у кольца Гедары до планеты чуть меньше сорока минут. Согласно записям приборов, на время события он уменьшился почти на четыре тысячи наносекунд.
– Четыре тысячи наносекунд… – повторил Милан.
– На двадцать минут в этой системе изменилась природа пространства-времени, – подчеркнул Очида и, не дождавшись должной реакции, изумленно округлил глаза.
– Ну что ж, – отозвался Милан, – это определенно следует обдумать. Спасибо за доклад, лейтенант, доктор. Вы оба свободны. А вы останьтесь, полковник.
– Да, сэр, – ответила Танака.
Когда двое вышли, Милан развалился на стуле.
– Выпить хотите? Есть вода, кофе, бурбон и травяное дерьмо, которое мои мужья называют чаем, – на вкус вроде сена.
– Я не при исполнении?
– Думаю, о соблюдении устава можете не волноваться, если вы об этом.
– Мне нравится, как звучит «бурбон», сэр, – ответила Танака.
Адмирал минуту повозился у стола и вернулся с бокалом резного хрусталя, на два пальца наполненным темной жидкостью с кружащимся в ней облачком.
– Ваше здоровье. – Танака пригубила напиток.
– Ну, – Милан, по-стариковски крякнув, сел на место, – и как понимать этот бред про скорость света?
– Не представляю, сэр. Мое дело – стрелять, а не ломать голову.
– За что я вас всегда и любил, – кивнул он и снова откинулся на спинку, переплетя пальцы в замок. На этот раз молчание было другим, и разгадать его Танака не сумела. – Так, между нами, старыми служаками, вы ничего не хотите мне сказать?
Она ощутила выплеснувшийся в кровь адреналин. Но не показала виду. Достаточно поднаторела в увертках.
– Не понимаю, о чем речь.
Он со вздохом склонил голову к плечу.
– Я тоже. Нахожу все это адски загадочным. А я уже не так молод, чтобы наступать на горло своему любопытству.
– И все же я искренне не понимаю, о чем идет речь.
Никто не хочет объяснить, зачем меня сюда вызвали? – Вызвал вас не я. Вас затребовал Трехо, а мне пришлось повозиться с оформлением.