Но нет. Он даже не может претендовать на лавры собак. Он всего лишь камень на шее у младшей сестры, отпугивавший от неё своим видом нормальных мужчин.
Посидев на лавке ещё минут десять и продрогнув окончательно, Макс заставил себя встать и двигаться к дому дальше. Идти, в принципе, было недалеко, всего три автобусные остановки, но сегодня ему казалось, что конца этому путешествию не будет. Похолодало, дождь пошел сильнее. Свернув во дворы – так было быстрее – Макс побрёл по раскисшим детским площадкам, пустым в такую погоду, по растрескавшемуся асфальту вдоль стареньких облупившихся пятиэтажек. Людей не было, только редкие собачники, ёжась от холода, семенили за своими питомцами, перепрыгивая лужи. Макс уже не перепрыгивал. Кроссовки давно уже были мокрые насквозь и противно чавкали при каждом его шаге. Последнюю пару сотен метров он мог думать только о горячем чае и сухих носках. Перебежав в неположенном месте последнюю дорогу, он тигриным прыжком перемахнул через лужу у своего подъезда и, не снижая темпа, буквально влетел в открытую дверь.
Замок на двери был сломан уже недели две. В подъезде было темно. Лампочки здесь били с удивительным постоянством. Сам Макс думал, что это не хулиганы вовсе, а психованная тётка с первого этажа. Её, кажется, даже воры и грабители боялись. Двери в её квартиру не было – она самолично года два назад, повинуясь каким-то только ей ведомым импульсам, сняла дверь с петель и оттащила на помойку. Делала она это удивительно энергично, ругаясь на весь подъезд и в три часа ночи. Теперь каждый желающий мог заглянуть в её жилище, но таких тут не было. Насколько Макс знал, все родители в доме пугали ею своих отпрысков, и те боялись её, как чумы. Во всяком случае, Коля и Веня всегда пробегали мимо квартиры этой чудной на очень большой скорости. В этот дождливый день, судя по шуму, доносящемуся из-за заскорузлой занавески, закрывавшей вход в её квартиру, злобная карга осталась дома. «Слишком разумный поступок для неё, – подумалось Максу, – даже странно». Едва она услышала его шаги, как тут же разразилась таким потоком брани, что захотелось заткнуть уши. Несмотря на ругань, Макс не пошёл сразу наверх, а сначала проверил почтовый ящик. Ничего. То ли в самом деле почты нет, то ли Эмилия по дороге на работу всё забрала с собой. По лестнице Макс поднимался не спеша, раздумывая, стоит ли идти сразу домой или зайти за мальчишками к тёте Тане. Добрая женщина наверняка накормит его и чаем напоит. И уютно у неё, не то что у них… Остановившись между третьим и четвертым этажом, он сел на ступеньку давно немытой лестницы, чтобы отдышаться. Макс обычно всегда делал тут остановку. Даже в семнадцать он не мог за раз пройти наверх пять этажей. Мать ругалась на него за слабость и хилость, но Макс всё равно не мог одолеть все пять этажей одним махом. Отдыхая, он, как обычно, рассматривал стены подъезда. Все сплошь разрисованные. Названия рок-групп, лидеры которых уже давно нянчили внуков, если только еще не спились; подростковые признания в любви, написанные теми людьми, которые, наверное, уже раза два женились и разводились; номера телефонов, которые давно уже невозможно набрать с современных телефонов. Ремонт тут не делали лет сорок. Как и в их квартире. Иногда ему хотелось, пока Эмилия на работе, отодрать и вынести оттуда всё, что возможно. Обстановка просто душила его. Едва входя в квартиру, он сразу вспоминал мать, постоянно пилившую его за то, что вместо сына у неё родилась неведомая зверушка… Но ремонт был просто мечтой. Макс вообще не зарабатывал, Эмилия получала ровно столько, чтобы они вчетвером ноги не протянули, а больше им денег неоткуда было брать.