Шум на лестничной площадке заставляет его прильнуть к глазку. За дверью тусуется сын соседа в компании друзей – безработных придурков, дармоедов на пособии, которым не интересно ничего, кроме крэка и рэпа. Кайл выходит из квартиры – гвалт и гогот прекращаются. Связываться с копом им не в прикол, даже если коп один, а их четверо.

– Ты почему не на работе? – сходу наезжает на него Кайл.

– Так она выгнала меня!

– То есть? Подробно. С самого начала.

– Ну, короче это. Ей кто-то позвонил, она орала матом в трубку, потом Гейл. Овца эта деньги у неё стырила, они подрались, короче. Я её держал, а она меня послала… Я ничего не сделал!

Этих сбивчивых объяснений Хантеру достаточно. Толпа расступается, когда он тараном прорывается к лестнице. Он мчит через ступеньку вниз, толкает дверь так, что та с грохотом встречается со стеной. В голове не задерживается ни одной чёткой мысли, сделанные выводы не стоят выеденного яйца, а причин становится слишком много, чтобы зацепиться хоть за одну. Ясно лишь то, что нужно срочно ехать в бар. У Кали проблемы. Всю дорогу его мучает странное предчувствие – эти проблемы могут быть связаны с ним.

– Кали уехала, – рассеянно пожимает плечами Нэнси, вытирая насухо последний стакан. Бар уже закрыт для посетителей, Нэнси, уставшая и подшофе, медленно и печально приводит стойку в порядок. – Взяла дедушкино распятие и повезла на барахолку. Телефон вот разбила. Наверное, продаст своего Иисуса и купит новый. Так символично, люди поменяли Бога на бабки, – она глупо хмыкает, проверяя стакан на свет. – Как бриллиант.

Нэнси вешает его над стойкой, но промахивается мимо крепления. Идеально вычищенный стакан вдребезги разбивается прямо у ног Кайла.

– Ой, – барменша давит пьяную, кривую улыбку и берётся за щётку. На лице безразличие, ей словно плевать, что все её труды пошли насмарку. Одним стаканом больше, одним меньше.

Машины Кали поблизости нет, в окнах свет не горит – наверное, ещё не вернулась. Она одна, без телефона. Беспокойство горит в груди так, что становится жарко, хотя на улице вполне терпимо для августовского утра. Хочется залить пожар ледяным пивом, но беспокоить Нэнси чревато ещё парой разбитых стаканов, она и так ни черта не соображает, да и за руль всё-таки. Идти больше некуда, бессмысленные метания по городу уже порядком достали, Кайл садится прямо на ступеньки у входа в бар и берётся за телефон, списывается с парнями, которые присматривают за баром, получает ответ, что всё тихо, она действительно в барахолке в трёх кварталах отсюда. Кайл запускает игрушки, листает новости, пытается время скоротать. Он дождётся её во что бы то ни стало.

Кайл ничего не видит и не слышит, только чувствует, как воздух вокруг густеет от запаха пряных, резких духов и подожженной серы. Кто-то сзади чиркает спичкой раз-другой, видимо, безуспешно – следом слышаться ругательства на незнакомом ему языке, с чёткой, жёсткой «р» в рубленых фразах.

– Не очень-то ты парень похож на копа.

Огонёк вспыхивает и гаснет. Кайл оборачивается, задирает голову вверх. Крупная женщина в цветастой юбке, с пучком гладких, чёрных, но седых у корней волос, стоит к нему в пол-оборота, отчаянно воюя с мятым спичечным коробком с логотипом «Прихода». Она словно специально отворачивает от него лицо – пугать не хочет или отвращение вызвать – но Кайл и так знает это лицо. Раису знают все – слишком броские у неё приметы, да и занятие у неё такое. Специфическое. Контакты с полицией неизбежны.

– Проблемный ты, не добавляй ей ещё больше.

Раиса, эта хитрая, старая лисица, сутенерша с тридцатилетним стажем видит его насквозь. В её блеклых глазах не осталось ничего человеческого. Счётная машинка, переводящая похоть в денежный эквивалент. Это давно его не удивляет – оставшись человеком здесь почти невозможно выжить.