– Никогда не видела таких шумных немцев, – объект моего наблюдения убирает волосы со лба и кивает на стул рядом со мной. – Не против, если я подсяду к тебе? Кондиционер невыносимо дует в спину.

Она говорит на плохом немецком: слишком старается на звуках «р» и «ш».

Я сдвигаю в кучу блокнот, телефон и бокал, освобождая место для ее пива.

– Много пива, и – вуаля! – не отличить немца от итальянца, – щелкаю я пальцами.

И через секунду, будто в подтверждение моих слов, шумная компания взрывается хохотом.

Девушка не улыбается. На её симпатичном загорелом лице россыпь веснушек. Я не заметил их, когда она протянула мне салфетки через проход. Должно быть, веснушки не видно на расстоянии – из-за загара. Ее серо-голубые глаза смотрят спокойно и невозмутимо. Одно могу сказать точно: она моего возраста.

– В таком случае у меня есть рецепт превращения немца в восточного славянина, – она расслабила плечи и похлопывала себя по щекам, совсем не глядя на меня.

– Похоже, я был восточным славянином всю свою юность.

Она щурится и слегка улыбается:

– Мы уже где-то встречались? Где я могла тебя видеть?

Я едва сдерживаю язвительное «Везде», но плохой немецкий и упоминание славян заставляют меня думать, что она русская туристка, и я только пожимаю плечами в ответ. На мгновение ее лицо тоже кажется мне смутно знакомым, но я быстро решаю для себя, что все дело в принадлежности к какому-то типажу, а люди одного типажа всегда чем-то смахивают друг на друга. Она вдруг перегибается через стол: так, что ее лицо совсем близко – видны морщинки вокруг рта – и шепчет:

– Я иногда сильно напиваюсь и не помню, как прихожу домой. Если мы виделись, когда я была такой – просто скажи, я не обижусь.

Это неожиданное признание и близость ее лица ввели меня в секундное оцепенение. Телевизор под потолком заорал неожиданно громко. Она вдруг расхохоталась и откинулась на спинку стула:

– У тебя такое лицо, словно я попала в точку. Часто здесь бываешь?

– Люблю заведения потише и поближе к дому, где все свои.

– А я наоборот: те, где выпьешь, и никто потом об этом не болтает.

Разговор был каким-то бессмысленным, и я решил выйти на задний дворик освежиться.

Ветер разогнал тучи. Небо было безоблачным.

Устроившись на одном из паллетов, которыми был уставлен дворик, я закрыл глаза. Со всех сторон доносились звуки: в баре смеялись и звенели стаканами, со стороны Грайфер-штрассе визжали автомобильные тормоза.

Солнце упало за домами Плануфер, оставив после себя розовато-фиолетовый свет. Я не мигая смотрел на него. Вдруг тишину нарушил хлопок закрывающейся двери, и спину обдало тёплым влажным воздухом из бара.

Рядом со мной села та девушка с двумя банками пива.

– Не знаю, какое ты любишь, так что взяла Фленсбургер Пилс.

– Подойдёт.

Какое-то время мы просто молчали и смотрели на загорающиеся окна соседнего дома.

– За что она тебя так?

– Некоторые женщины просто не понимают, что если я красив, умён и обаятелен – сногсшибателен, одним словом – это не значит, что мне интересен случайный секс.

Она прищурилась и отстранилась, как будто в первый раз увидела меня.

– О! Да ты заносчивый высокомерный говнюк! Как же я сразу не поняла?

– Это не высокомерие. Всего лишь констатация факта.

– Вин? Кажется, так она тебя назвала? Ты не прав. Это именно оно, раздутое до небес самомнение. Я знаю такой тип, как ты.

– Как я? А хочешь, я скажу, какой ты тип? Видимо, тот, что испытывает трудности с общением. Поэтому мой тебе совет: прекращай пить и пройди курс коммуникативных навыков.

– Да пошел ты…

Девушка вскочила на ноги и быстро пошла обратно к дверям барам. Почти побежала.