Я не стал медлить, развернулся и зашагал прочь. Уже у самой двери Триггер меня окликнул:

– Калеб!

Я обернулся.

– Падальщики – свет во тьме для всей Желявы. Но отряд Маяк особенный. Он двигатель для спецотрядов. Тесса сделала его таким. Не теряй его суть, – сказал Триггер, впиваясь в меня очередным сверлящим на верность взглядом.

– Я не подведу, сэр! – кивнул я.

Якорь пригибал к земле ответственностью, что Тесс передала мне по наследству.

Я покинул кабинет Триггера, а затем и штаб. Честно признаться, я даже не запомнил путь назад. Мне кажется, всю дорогу до моей командирской комнаты я не дышал. А когда добрался до нее, то заперся аж на замок и испустил такой долгий выдох, что, казалось, сама душа выходит из тела.

Нарастающий гул вопросов без ответов разрывал мою голову, а из груди наружу рвалась паника.

24 декабря 2071 года. 08:00

Тесса

В эту ночь мне приснились родители.

Это было странно, потому что с тех пор, как они ушли в исследовательскую экспедицию с Падальщиками пятнадцать лет назад и не вернулись, я видела лишь кошмары.

Из той экспедиции не вернулся никто. Я помню, как какой-то солдат подошел к нам с Томасом и сообщил, что во время миссии отряд атаковали зараженные. Никто не выжил. Помню, как спокойно мы с Томасом встретили эту новость. В те времена миссии на поверхность были очень частыми, база нуждалась в разном сырье. И запал ученых найти разгадку к победе над заразой тоже был настойчивым, а потому исследователи целыми группами отправлялись в походы. Целыми же группами не возвращались. А результат был все тот же – мы проигрывали.

К тому моменту уже многие дети лишились родителей, и мы с Томасом внутренне готовились войти в число сирот. Тот день не принес шокирующую новость, не вытащил нас из окружающей реальности своим значением, мы не впали в истерику, не избивали стены до крови на костяшках. Мы просто опустели. И эта пустота осталась в моей душе навсегда, впечатав мою сущность в рамки современной чудовищной реальности, где нет места счастью.

А когда погиб Томас, я совсем умерла. Когда судьба наносит тебе безжалостные удары хлыстом один за другим, сначала ты кричишь, потом рыдаешь, а потом просто сжимаешь челюсти до хруста зубов и терпишь. Боль становится невесомой, незначительной, точно твоя душа умирает по частям, становясь все более равнодушной.

Сегодня во сне я увидела мое последнее прощание с родителями. Мне кажется, интуиция подсказывала мне, что я вижу их в последний раз. Хотя, может, я это додумала уже спустя пятнадцать лет воспоминаний о том дне.

– Томас, приглядывай за сестрой. Тесса, прилежно готовься к экзаменам! – наставляла мама перед покиданием базы.

Она завела мне за ухо длинную светлую прядь моих некогда прекрасных девичьих волос, которые были одного тона с ее стрижкой под мальчугана. Этот мимолетный жест мне запомнился так отчетливо, потому что, будучи несмышлёным ребенком, я испытывала отвращение к ее правой ладони, на которой не хватало мизинца и безымянного пальца. Они были обрублены почти по самое основание. Это мама так папу спасла во время одной из миссий на поверхность, когда на него падали ржавые профиля с крыши разрушающегося дома. Она прикрыла его голову рукой, и острые края стального листа рубанули по ладони.

– Хрустнуло, как отрезанная морковка! – рассказывала мама, смеясь.

Она хотела развеселить меня и отогнать мой детский страх перед ее покалеченной ладонью. Но, во-первых, я родилась под землей и понятия не имела, что такое морковка и как она хрустит. А во-вторых, ребенок не глуп, ребенок прекрасно понимает, что такое потерять пальцы.