Я подошел к столику и протянул гостям меню. Политик ужинал в компании юной девушки, годящейся ему в дочери. Сам он выглядел весьма мерзко – с большим животом и лысиной, толстыми пальцами, на которых поблескивало несколько колец с бриллиантами. А его спутница была слишком уж ненастоящей, раскрашенной, как трансвестит, и показывающей всем своим видом, что этот ресторан для нее не годится. Она поставила на стол черную, лакированную сумку и все время доставала оттуда телефон с блестками, чтобы посмотреть, сколько прошло времени. Когда я принес меню, политик сказал, что персонал совсем обнаглел, мол, зря я подал меню закрытым. Потом он и его малолетняя подружка стали смеяться над тем, что им подослали самого тупого и несмышлёного официанта. Девушка спрашивала, сколько ее любовник оставит мне на чай. Мужчина говорил, что я не достоин чаевых и буду рад сожрать их объедки. Пусть я в первый раз в жизни попробую фуагра. Это ведь честь для меня. Весь вечер эта парочка насмехалась надо мной, когда я проходил мимо. Они раз пять подзывали меня, чтобы я еще раз подогрел мясо или, чтобы я еще раз помыл бокалы, они нарочно пачкали скатерть и смотрели, как я вытирал ее, говорили подотри здесь и подотри там. Я все смотрел на стену с часами, ждал, чтобы эти двое поскорее ушли. Наконец, они попросили счет. Когда я принес им квитанцию, политик сказал, что сумма слишком большая, мол, качество обслуживания на низком уровне, и вообще, следует вычесть эту сумму из моего жалования. Его молодая спутница покачала головой и сказала, что это вполне справедливо. Подбежавший по первому зову управляющий, боясь потерять теплое место, и в правду, решил взять с меня эту суму. Наверное, в тот момент что – то внутри меня сломалось.

– Значит, качество обслуживания низкое? А что именно вам не понравилось? – спросил я.

– Чего это вы со мной разговариваете в таком тоне? – возмутился политик.

– Да! – подскочив крикнула его юная спутница.

– Мне вот всегда было интересно – такие, как ты, осознают, что с ними общаются только из-за денег, осознают, что не будь их, они были бы просто некрасивыми толстяками, на которых не обратила бы внимания ни одна приличная девушка? Они осознают? – Я прервался и взял в руки недопитую бутылку красного вина. – Они осознают, что их спутницы смотрят на часы каждые пять минут, потому что не могут дождаться, когда закончится этот кошмар? – Я вылил содержимое бутылки прямо в сумку девушки. – Так скажи, они осознают? Осознают, что их любовницы блюют после того, как на них побывало такое мерзкое тело?

Его молодая спутница начала кричать как свинья, которую режут.

– И ты считаешь, что третировать тех, кто ниже, отбирать у них их грошовую зарплату, тогда как эта сумма для тебя ничто, это возвышает тебя? Только вот ты не учел одного – те кто ниже тебя, не слабее тебя.

Помню, как болел мой кулак. Я ударил с такой силой, с какой только мог, послышался хруст, я увидел его лицо, лицо управляющего, крики девушки. В тот момент я со всем смирился и готовился услышать вердикт “виновен.” Это лучше, чем унижение. Мне было плевать на последствия.

– Ну ты дал! Ничего не боишься! – восхитился Димка.

– Просто мне нечего терять.

– Разве что свободу.

Я хорошо помнил те чувства. Я иду из ресторана в съёмную квартиру, правая рука изнемогает от боли. Странно, но я не жалею о том ударе, даже наоборот, горжусь этим. Мысленно я сел на скамью подсудимых и посмотрел в сторону истца, я смотрю свысока, мне плевать, что со мной сделают, пусть даже посадят на электрический стул, я все ровно буду выше него, буду выше таких, как он.