– Бергман снова давит, – мрачно сообщил он прямо с порога и бросил форменную полицейскую куртку на кресло. – Замучил уже, старый пень.

Нэнси стремительно поставила на стол тарелку с салатом, уложила рядом вилку, ложку и блюдце с двумя кусочками хлеба и села с торца стола – слушать.

– Я ему и говорю: а что я могу? – Джимми вразвалочку подошел к раковине и сполоснул руки. – Если эти лоботрясы хотят колоться, они и будут колоться – хоть что с ними делай!

– Садись, кушай, – кивнула Нэнси в сторону тарелки с салатом.

– А он мне: если еще хоть одна жалоба от родителей поступит, выгоню из полиции к чертовой матери…

Нэнси вздохнула. Эта история тянулась уже года два, с тех самых пор, как Джимми и его напарнице Роуз достался шестой участок. Нет, наркотиками школьники баловались давненько, особенно старшеклассники, но лишь когда на участок поставили Джимми, эти переростки совершенно обнаглели. Джимми досматривал школьные туалеты по три-четыре раза на день, все время добивался проведения крупных полицейских операций, но хвастать было нечем. Копы так и не сумели никого взять с поличным – карманы находящихся под действием наркотиков подростков оказывались пусты, и кто и когда пронес в школу эту дрянь, так и оставалось загадкой.

– Что делать думаешь? – осторожно поинтересовалась Нэнси.

– А что я могу поделать? – расстроенно бросил вилку муж и глянул в сторону духовки. – Выгнать я себя, конечно, не дам – не те времена! Но помучить он меня еще помучает…

Нэнси сокрушенно покачала головой и поднялась, чтобы вытащить цыпленка. Начальник здешней полиции – крупный обстоятельный мужчина сорока шести лет по фамилии Бергман ей нравился. На Нэнси он производил впечатление человека надежного и житейски мудрого, но если у Джимми начнутся проблемы с работой… она вздохнула и вытащила противень со шкворчащим цыпленком… если у Джимми начнутся проблемы, семье придется туго.

Нэнси переложила цыпленка на тарелку и добавила к нему зеленого горошка и лука. Она категорически не представляла Джимми – полицейского в третьем поколении – ни шофером, ни автомастером, ни тем более продавцом пылесосов – не та закваска.

– Ну а ты как съездила? – прервал молчание Джимми. – Как там эта твоя Бетси?

Нэнси зарделась и стремительно отвернулась, чтобы вытащить из шкафчика кетчуп. Джимми совсем не обязательно было знать, что на самом деле она ездила в Хьюстон вовсе не к старой подруге.

– Хорошо, – едва управившись с охватившим ее волнением, кивнула она и возблагодарила Иисуса за то, что муж на нее не смотрит. – Дети учатся, муж работает… Посидели, поболтали…

Джимми понимающе кивнул и принялся за цыпленка. Несколько раз повернул тарелку, выбирая, с какого края начать на этот раз, а затем взял вилку и принялся сосредоточенно ковырять птицу, отдирая и отправляя в рот маленькие белые кусочки мяса. Нэнси еще с полминуты постояла и медленно вышла – укладывать детей спать. Когда Джимми ел цыпленка, мешать ему было нельзя.

Она ждала мужа в постели. Нэнси знала, что, поев, он примет теплый душ, а затем наденет старый махровый халат с гербом и девизом любимой бейсбольной команды, выйдет на террасу, усядется в глубокое кресло и просидит, уставясь в темноту южной ночи, от получаса до сорока минут – в зависимости от настроения. И лишь потом придет и, дыша запахом пива и сигарет, навалится на нее – минуты на две. Большего ждать не приходилось.

«Нет, даже с этим паршивцем Салли было куда как интереснее!» – невесело усмехнулась Нэнси. С тем, по крайней мере, за каких-нибудь полчаса она дважды почти умерла от страха, дважды пережила ни с чем не сравнимый восторг победы и дважды вернулась в мир, чувствуя, как пульсирует в ней бьющая через край жизнь.