– Мне сообщат о пациентах, к которым я должна быть особенно внимательна? – наконец, поняв, о чём идёт речь, спросила Хлоя, стараясь выглядеть абсолютно спокойной. Улыбка Карен стала менее хищной.

– Разумеется, доктор. Все данные уже у вас на столе.

– Я свободна?

– Да. Можете идти, – женщина отпустила руку Хлои и склонилась над своими записями. Харрис, коротко попрощавшись, покинула её кабинет и вернулась в свой.

Там она прислонилась спиной к двери и тихо выдохнула. Сердце у неё колотилось где-то в горле, не от страха – от прилива адреналина, из-за которого хотелось прямо сейчас побежать обратно и прижать новую начальницу к стенке, заставить рассказать всё. Не понять, что тут происходит, было теперь невозможно. Всё стало ясно – Карен говорила о тех, кого насильно держали в психбольнице за деньги. Хлоя слышала о таком, но не думала, что столкнётся с этим сама. Тем не менее, сейчас всё становилось на свои места – то, что ответы Сэма показались ей заученными, его страх перед чем-то ей неизвестным, его поведение и та пауза перед тем, как он назвал наконец своё имя – вряд ли настоящее. Все попытки побега и нападения на санитаров тоже обрели смысл.

Харрис скользила взглядом по помещению. Когда он остановился на столе, она вздрогнула, увидев, что на клавиатуру кто-то приклеил маленький листок. Вспомнились слова начальницы – «все данные уже у вас на столе». Очевидно, это были список «особых пациентов» – тех, кто никогда не должен был покинуть стены этой клиники. Хлоя, взяв себя в руки, подошла к рабочему месту и села за стол. На бумажке было выведено несколько цифр, составляющих всего одно число – шестьсот шестьдесят шесть.

Харрис опустила веки, глубоко вздыхая. Сжала в кармане помятые стикеры – повезло, что ей не пришло в голову выкинуть их в урну, ведь её кабинет наверняка обыскали. Так – ей нужно взять себя в руки и что-то придумать. Если этот Сэм действительно нормальный, адекватный человек, она просто обязана ему помочь – только пока неизвестно, как.

Так что Хлоя пока что взялась за работу. Её ждали другие пациенты – действительно потерявшие рассудок, в отличие от Эллиса – или как там его на самом деле звали…

Ближе к вечеру звякнул телефон. Отправив последнего пациента обратно в палату, Хлоя на автомате взяла мобильник в руки и взглянула на экран – пришло сообщение от Эммы. Харрис уже и забыла о собственной просьбе – а вот её подруга, похоже, зря времени не теряла.

Хлоя открыла присланный файл. Всё внутри мучительно сжалось, когда она начала читать.

Стало понятно, откуда она знала эту странную фамилию. Годфри Эосфор – известный политик и бизнесмен, которому так или иначе принадлежала добрая треть, если не почти половина предприятий в Лос-Анджелесе. Эмма постаралась на славу, откопав и газетные статьи, и вырезки из Википедии. Местами куски текста были украшены её собственными комментариями. Из них Харрис стало известно, например, что информацию о наличии одного своего сына многодетный отец Годфри потребовал удалить почти со всех доступных источников. Остались лишь очень старые независимые сайты и электронные архивы печатных изданий.

Сэмюэль Лукас Эосфор был одним из старших детей. Хлоя полистала найденные Эммой фотографии, и почти сразу узнала на них своего пациента. Правда, сейчас парень выглядел практически истощённым, очень бледным, и явно потерявшим надежду. На фотографиях же он был жизнерадостным, загорелым, светился изнутри улыбкой. Он и правда был музыкантом – талантливым пианистом и гитаристом. У него даже был собственный клуб – пару раз, ещё до отправления на службу, Харрис туда приходила со знакомыми. Смутно мелькнуло что-то в памяти – может, она и с Лукасом когда-то встречалась? Если он являлся хозяином клуба, то наверняка часто там бывал во время вечеринок. Теперь же клуб был отдан одной из его бывших подружек со странным именем – Мойра Доу. Эмма писала, что она могла быть его телохранителем, но Хлоя в это особо не верила – на фотографии смуглая девушка казалась совсем невысокой, едва ли достающей до плеча своему «боссу». Вероятнее всего, они встречались, а может, и жили вместе – собственно, потому их и часто видели вдвоём.