– А что там внутри? – спросил Семён, остановившись у одного из фонарей, освещающих набережную.

– Жир, – ответил Олег.

– Как он там оказался?

– Его наливают фонарщики.

– А кто такие фонарщики?

– Те, кто зажигают фонари.

– Ах, как много вопросов, – вздохнула Вера.

– Вопросы, это хорошо, – Олег одобрительно потрепал Семёна по плечу. – Всегда задавай вопросы. Понял?

Семён энергично закивал.

– Только поменьше в присутствии тётушки Марии, – добавила Надежда.

Вера покивала, подтверждая слова сестры.

– А там?.. Там что? – спросил Семён, приживаясь к перилам. – Давайте сходим туда.

Его лихорадочно блестящий взгляд карих глаз был направлен на другой берег, где сверкали тысячи огней. По эту сторону реки людей почти не осталось, а те, кто проходил по мостовой держали свой путь домой, к горящему камину. Свет в окнах гас, и город становился всё тише и тише. Но там… Все было по-другому, словно вся сила Царь – Града собралась в нём, чтобы насладиться пришедшей ночью.

– Там, – Олег положил руки на плечи Семёна, – пропасть.

Семён удивленно моргнул.

– Ты меня обманываешь. Какая же это пропасть, там ведь люди, и огни, и смех, и…

Хватка на детских плечах усилилась.

– Если перейдём этот мост, то назад дороги не будет, – предупреждающе сказал Олег.

– Почему? – недоумевал Семён.

– Она не отпустит, – выдохнул Олег.

– Кто?

– Бездна.

Мальчик перевёл на Олега непонимающий взгляд.

– Думаю, на сегодня прогулку можно закончить, – по-доброму улыбнулся он Семёну, мягко подталкивая его в направлении столичного дома Орловых.

– А в следующий раз мы туда сходим? – спросил мальчик, оглядываясь на манящие огни.

Олег только хмыкнул.

Следующим утром, когда рассвет толком не успел забрезжить, карета Орловых уже держала курс на загородное имение. Надежда сидела, привалившись к стенке, и через окно, глядела в мутное утро. Мимо проплывали дома, мосты, фонари, словно растворяясь в рассветной дымке. И стало так тоскливо на душе, словно на мгновение дали насладиться желаемым, а затем его отняли.

Если бы ей дозволили решать, то она бы осталась в Царь – Граде ещё на денёк или два, а может быть и дольше…

Шли дни, а от Горячева не было не единой весточки, словно он вовсе не был очарован ею и решил прекратить всякое знакомство.

– Кто бы он ни был, не жди его, – сочувственно сказала тётушка Алёна, заметив, как Надежда в очередной раз неотрывно смотрит на закрытые кованные ворота. – Наденька, он не придёт. Ты лишь тешишься бесплодными надеждами.

– Так было и с Вами, тётушка? – тихо спросила она, всё также наблюдая за воротами, где рядом кроной качали вязы.

Тётушка Алёна поджала губы, и опустила потускневший, от пролитых в юности слез, взгляд. Возможно, Надежда бы и страдала от разбитого сердца, но Горячев был ей дорог также, как красивая ваза, которую ставишь на комод, и забываешь там на несколько лет. И даже, если разобьётся, не страшно, можно купить новую.

Куда больше её волновал ключ к собственной свободе, который был у Сергея Горячева. И если он не хочет отдавать его добровольно, то она сама вырвет его из рук Сергея. Помощником ей в этом деле мог быть только один человек, который частенько уступал женским капризам своих любимых сестёр.

Опасаясь того, что её просьбу к Олегу увидит тётушка Варвара, которая проверяла все письма, выходившие из-под руки молодой женской поросли. Надежду даже посетила мысль, доверить всё ветру, но слов было слишком много, и он бы растерял их по дороге, принеся Олегу, какую – нибудь несуразицу. И тогда она вспомнила, как в детстве они играли в чиновников Тайной Канцелярии и колдунов. Тогда, воображая себя секретной организацией, они писали друг другу записки молоком (подсказка от дядюшки Льва). Буквы проступали на бумаге при нагревании, в чём им помогали камин и свечи.