В имении Кейданы, рядом с большим местечком того же названия, жила многочисленная семья графа Э.И. Тотлебена. Ходили рассказы о том, что он уверял, будто не может распознать своих восемь дочерей, когда видит их порознь, и только когда они являлись вместе, он узнавал, которая из них Матильда, а которая – Ольга. Графиня О.В. Тотлебен с незамужними дочерьми приезжала из Санкт-Петербурга весной и оставалась до осени. Приезжали также на лето и замужние дочери с детьми, их друзья и подруги, и кейданский дом в сто комнат кипел все лето молодой веселой жизнью. За домом тянулся огромный парк, в отдаленной части которого возвышался минарет. Когда граф Тотлебен построил замок и разбил парк, кто-то из его знакомых сказал ему, что все это очень красиво, но недостает здесь памятника, увековечивающего героя Севастополя, и что следует что-нибудь придумать, напоминающее Крым. Идея эта понравилась графу, и он провел ее в жизнь, построив в кейданском парке настоящий минарет. Рядом с минаретом, в маленьком домике, было собрано все, касавшееся покойного графа: его ордена, письма, мундиры, – и называлось это музеем. Когда какой-нибудь полк проходил через Кейданы, направляясь на маневры, что бывало ежегодно, графиня, в память мужа, приглашала офицеров ночевать в доме и устраивала в их честь обед и танцы. П.А. Столыпин начал ездить к Тотлебенам еще мальчиком верхом на лошадях с братьями и даже ходил туда пешком, хотя расстояние между обоими имениями было восемь верст.

Очень дружны были Столыпины также с семьей генерала Кардашевского, две дочери-близнецы которого были лучшими подругами дочери П.А. Столыпина – Марии. Бывала у Столыпиных и Е.Б. Бунакова – старая дева, дочь старичка, ковенского мирового судьи, В.А. Бунакова. Дети ее звали «Зетинькой». Когда она приезжала, то всегда просила у П.А. Столыпина массу советов по ведению своих дел: унаследовала она имение Эйраголы с большой мельницей, и все у нее там что-то не ладилось, и вечно она жаловалась на свою неопытность. П.А. Столыпин с поразительным терпением выслушивал ее бесконечные, запутанные и монотонные рассказы о каких-то обижающих ее соседях и чиновниках, о безденежьи, неумении свести концы с концами. Хотя она и осталась одна после смерти своих родителей, но содержала она еще всяких «приемышей», которых требовалось и кормить, и поить, и одевать, и учить. Кроме этих юношей жил в Эйраголах убогий старик Петрович, и «Зетинька» рассказывала о том, как он, сидя себе день-деньской, в уголке столовой, куда ему и есть подают, набивает папиросы, чем и зарабатывает небольшие деньги. П.А. Столыпин старался помочь ей и советами, и вмешательством в ее дела, где это было необходимо, и только досадовал на то, что совет-то «Зетинька» попросит, а потом, выслушав его, сделает все по-своему, чем все спутает и испортит. А потом «Зетинька» снова являлась, снова просила помощи и словом и делом, и снова П.А. Столыпин серьезно слушал ее, вникал в ее нужды и помогал.

Знакомство с семьей П.А. Столыпина поддерживала и О.И. Лилиенберг – нестарая еще и красивая вдова, которая была женщиной весьма энергичной и деятельной и верной помощницей П.А. Столыпина при устройстве Народного дома. Во всех вопросах, где женский практичный ум нужнее мужского, он обращался к ней и с похвалой отзывался о ее советах и мероприятиях. Когда она приезжала, то привозила П.А. Столыпину в подарок орехи в сахаре и всегда радовалась при этом тому, что случайно узнала, что он их любит.

– А то, – говорила она, – хочется доставить Петру Аркадьевичу удовольствие, а что подарить человеку не пьющему и не курящему, врагу привычек?